И снова
восхитительное ощущение полёта. Мне кажется, что я парю, зависнув в
пространстве. Больше нет ни страха, ни боли, только обволакивающее тепло,
несущее чувство защищённости…
Я наслаждаюсь
свободным падением… но оно не может длиться вечно. Это понимание приходит
вместе с неописуемым ужасом, и за какие-то доли мгновения до…
…"Нет!"
– полный отчаяния вопль эхом отдаётся в моей голове.
Влажный хруст –
единожды услышав этот звук, уже никогда его не забудешь… обычно вслед за ним
приходит адская боль… или тошнота, если его источником стало чужое тело…
Мне уже не
больно. Я плыву в небытие, мерно покачиваясь на тёплых волнах беспамятства.
Совсем не больно. Ни капельки.
Мелькающие
вспышки – совсем как те, что озаряют потолок купе на железнодорожных переездах…
и мне мерещится перестук колёс. Люблю поезда…
"…Внутреннее
кровотечение…"
"…операционную…"
– не мешайте своими криками, мне так хорошо – "…бригаду…"
Вспышка яркого,
слепящего света. Он словно проникает в меня, растворяя моё тело, делая его
невесомым… Он настойчиво манит меня ввысь… Луч света затягивает меня, унося к
своему источнику… Мне так тепло и спокойно…
Какой противный
писк! Кто-нибудь, выключите его! На периферии подрагивают прозрачные белые
силуэты. Кто это? Ангелы? "Возьмёте меня? Я хорошая, хотя и поступала так
глупо…"
На меня
наваливается густая, вязкая темнота. "Нет-нет-нет-нет-нет! Я хочу к свету!
Верните свет!.."
…Господи, как
больно! Волна тошноты выворачивает меня наизнанку. Чьи-то руки придерживают
меня за плечи, не давая мне выпасть с кровати. Кровати?..
…Моя голова… она
сейчас лопнет… Кто-нибудь, сделайте хоть что-нибудь! Не могу больше терпеть! Во
рту стоит отвратительный привкус желчи, а меня сотрясают новые позывы…
…Вся голова –
один сплошной очаг пульсирующей боли. Тело ноет… что со мной? Где я, и как я
здесь оказалась? Почему так больно?
…Что-то влажное
и прохладное касается моего лба. Пытаюсь открыть глаза – левый заплыл, и веки
не разлипаются. А правый… Правый показывает мутную пелену с более светлыми и
тёмными участками. Мне страшно. Что, если я уже никогда ничего не увижу?
Охваченная
ужасом, я пытаюсь подняться. Низ живота пронзает болью. Ему вторит затылок,
затапливая сознание жгучими волнами…
Воздух с
шипением втягивается сквозь стиснутые зубы. К горлу подступает тошнота.
Мамочка! Мне так больно! Где ты?!
Откидываюсь на
подушку, шипя от боли. Чья-то ладонь ласково гладит меня по волосам, по плечу…
Пытаясь дотянуться до неё, неловко дёргаю рукой и чувствую, как сместилась игла
катетера в вене. Неприятно. Прохладные пальцы поправляют венфлон и снова
начинают перебирать пряди моих волос.
Почему подушка
такая горячая? Как неудобно лежать! Попытка перевернуться на бок отзывается
внутри новым всплеском боли. И снова наползает темнота.
…"Промедол
– пока отменяем…" – мужской голос, спокойный и уверенный, проникает в моё
сознание. Наверное, это – мой лечащий врач… Догадка парализует мои мысли. Я в
больнице…
"Где моя
мама?" – пытаюсь прошептать я, но язык отказывается шевелиться, равно как
и пересохшие губы.
"Состояние
стабилизировалось… но жар… бред… и…"
…На этот раз мне
удалось одержать победу – я приоткрыла оба глаза. Я вижу! И пусть картина
сильно смазана, но я вижу! Небольшая комнатка со светлыми стенами и потолком.
Окно задёрнуто шторой, на тумбочке у изголовья – ночник. То, что находится в
ногах кровати, я различаю уже совсем смутно. Кажется, там кто-то сидит.
"Мам?" – силуэт сменил позу. Встаёт. Мужчина?..
Меня будит яркий
свет. Кто-то хозяйничает в моей палате. Долго моргаю и пытаюсь приспособиться к
освещению. Наконец, мне удаётся разглядеть невысокую молодую женщину в белом
халате. Она со звяканьем что-то раскладывает на металлическом столике.
Обернувшись, она замечает, что я смотрю на неё. Её пристальный взгляд
внимательно изучает моё лицо, после она улыбается и подходит к изголовью
кровати:
– С
возвращением. Как зовут тебя, помнишь?
– Алиса. – И
язык, и губы уже слушаются меня. Замечательно.
– Видишь меня
хорошо?
– Относительно.
А…
– Да?
– Где моя мама?
И сколько я здесь?.. И что со мной?
– Мама твоя в
комнате отдыха. К тебе никого не пускали, пока ты была без сознания. Если врач
разрешит – я позову её сюда, – она направляется к двери.
– Подождите…
Сколько?..
– Сейчас идут
шестые сутки, как ты у нас…
– Как?! Позовите
маму, пожалуйста… А… Можно мне сесть?
– Давай, я тебе
помогу, – она подкладывает мне под плечи подушку, устаивая меня в полулежащем
положении. Дыхание перехватывает. Фоновая пульсация в голове превращается в
жёсткие толчки, вызывающие тошноту. Ноет низ живота, ломит рёбра. Только сейчас
я обращаю внимание на то, что всю мою левую руку покрывает гипс – от кончиков
пальцев и до самого локтя. – Подожди немного, я сейчас вернусь, – и, прежде чем
я успеваю опомниться, она оказывается за дверью.
Мне страшно.
Почти неделя! Я здесь лежу почти неделю! Ступор. "Неделя, неделя", –
крутится в моей голове. Этот замкнутый круг разрывает доносящийся из коридора
звук быстрых шагов. Мгновение спустя дверь распахивается, и в палату буквально
врывается мама.
– Доченька!
– Мама! – По
щеке катятся слёзы. Оказавшись возле моей кровати, она падает на колени,
дрожащими руками смахивая слезинки с моего лица…
– Доченька, что
они с тобой сделали… – Всхлипывая, повторяет она.
***
В голове не
укладывается. Как такое вообще возможно?
Не помню, как
много времени прошло с тех пор, как я вынырнула из забытья, но кажется, что это
было давно, очень давно. И всё это время я пытаюсь осмыслить то, что мне
рассказала мама – и не могу. Она говорила быстро и сбивчиво, перескакивая с
пятого на десятое… те крупицы информации, что мне удалось выловить из её
несвязного рассказа, запутали меня ещё больше.
Даже не знаю,
что меня сейчас пугает больше – то, как меня искалечили, или тот факт, что там,
где всё это произошло, обнаружили два трупа. Причина смерти одного – разрыв
сердца, а второго – перелом основания черепа. Как такое могло произойти?..
…Почему эта
головная боль не уходит?
Краем глаза
замечаю расширяющуюся полоску света на стене – кто-то приоткрывает дверь в мою
палату. Сиделка. Как выяснилось, у меня их две. И повышенное внимание, и
одноместную палату возле отделения интенсивной терапии мне оплатил муж той
девушки, от которой я отвлекла этих двух отморозков… Надеюсь, эти ублюдки
отправились прямиком в ад. Или в какое-нибудь другое малоприятное место…
Но как?! Что же
там случилось?
Ко мне
заглядывает женщина, с которой я уже успела познакомиться. Может, это она была
на смене, когда меня привезли… Заметив, что я не сплю, она открывает дверь
шире.
– Плохо?
– Терпимо. Голова болит сильно, а всё остальное –
уже почти нет. Можете зайти? – Нужно её расспросить… обо всём.
Допрос с
пристрастием практически ничего не прояснил – кроме информации о полученных
мною травмах. Но сейчас я не хотела даже думать об этом. И не могла. Потом.
Потом, возможно, будет легче. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с этим…
Пусть эта
пульсация в голове немного утихнет… Она мешает мне сосредоточиться. Может, если
я очень постараюсь, мне удастся вспомнить. Мне просто необходимо вспомнить!
Но я ничего не помню. Не помню, кто ещё там был. Не
помню, как я оказалась в больнице. Сиделка говорит, что меня принёс какой-то
парень. Она сама видела, как он буквально ворвался в приёмный покой со мною на
руках. Каждое слово из её рассказа врезалось мне в память…
"…Белая как
мел. Мне даже сначала показалось, что уже поздно тебя к нам нести… Ты вся была
в крови – лицо, волосы, курточка… Он кричал, что у тебя внутреннее кровотечение
и серьёзная травма головы. Никогда не забуду этот голос – от него кровь в жилах
стыла. Все кинулись к тебе… А когда тебя уже увезли в операционную, и дежурная,
оформлявшая твоё поступление, хотела расспросить этого парня, то его просто
нигде не оказалось. Он как будто испарился. А примерно через час приехали твои
родители…"
Кто это мог
быть? Случайный прохожий? И кто оповестил моих родителей? Вопросы, вопросы… и
ни одного ответа.
"Скорая
помощь", которую вызвали тогда местные по просьбе испуганной молодой
женщины, доехала всего за несколько минут. И вместо избитой девушки они
обнаружили два мёртвых, ещё тёплых, тела. И пятна крови. Моей крови.
Милиционеры, которые тоже вскоре прибыли на место преступления, прочесали все
кусты в округе. А я в это время уже была на операционном столе.
И говорят, мне
очень повезло – счёт уже шёл на секунды. Кому-то я обязана жизнью. И этого
кого-то ищет милиция по подозрению в двойном убийстве.
***
В общей
сложности, я провела в больнице три недели. И вот, наконец, я дома. Постельный
режим и стопка листов с рекомендациями. Как трогательно. А головные боли так и
не ушли… Хотя тошнота не возвращалась уже с неделю – и на том спасибо.
Жарко… Скорей бы
уже Леся пришла. Она ещё в больницу контрабандой проносила мне мороженое.
Конечно, я ждала, пока оно растает в кружке, но всё равно – это было мороженое.
А ещё она рассказывала мне сказки и уверяла, что всё будет хорошо. Как бы это
дико не звучало, но она была для меня самым желанным посетителем. На втором
месте были мои родители. А анти-список возглавляли Олег и… следователь. И если
первый не появлялся – родители вняли моим настойчивым просьбам и провели с ним
разъяснительную беседу, то вот второй наведывался пару-тройку раз.
Не могу сказать,
что этот дядька вызывал у меня страх. Нет. Он даже нравился мне. Но после
каждого нашего с ним разговора меня мучили жуткие головные боли и бессонница.
Он задавал мне вопросы, на часть из которых я физически не могла ответить, хотя
всем сердцем этого желала. Мне и самой безумно хотелось узнать ответы на них,
но – увы. Я не помнила, был ли там ещё кто-то… и знала ли я его. И, уж тем
более, я не могла описать его внешность.
Кстати, описать
парня, который принёс меня в больницу, тоже никто не смог. Точнее, его
описывали многие, но все – по-разному. И ни одно из этих описаний не показалось
мне знакомым. Снова эти вопросы, которые не давали мне покоя, и над которыми я
тщетно ломала голову уже столько времени.
"Ломала
голову". Прямо-таки каламбур получается. Врач сказал, что у меня трещина
затылочной кости черепа. И ушиб головного мозга средней степени. И что меня
теперь всю жизнь будут преследовать головные боли. Но ни это, ни переломанные
рёбра и руки, ни отбитые почки не шокировали меня так, как… Как известие о том,
что у меня может не быть детей.
Я не люблю
детей. По крайней мере, чужих – ведь своих у меня нет, и, скорее всего, уже
никогда не будет. Но почему тогда я кинулась в драку, едва заслышав детский
крик, хотя исход её был изначально понятен? И почему тогда так щемит в груди?
Сухие глаза.
Наверное, запас слёз, отводящийся человеку при рождении, не безграничен, и я
свой уже исчерпала. Ну и пусть, буду казаться сильной.
"Может не
быть" – не значит "не будет". Но мне всё равно страшно.
Внутренне кровотечение открылось из-за разрывая правого яичника. Кровотечение
остановили, яичник ушили – придумают же термин. Но оба они – и левый, и правый,
оказывается, поросли какой-то дрянью. В общем, поликистоз – по-моему, именно
так это называется, является причиной женского бесплодия. Врач говорил, что с
этой напастью успешно борются. А ещё – что она может рассосаться сама. Но
время… время играет против меня.
К моему совершеннолетию может оказаться так, что я
не смогу ощутить радостей материнства без медицинского вмешательства. Господи,
о чём я думаю? Какое может быть материнство, когда нет кандидата на отцовство?
Кажется, что мне придётся встать на учёт не только к невропатологу, но и к
психиатру заодно…