- Куда идем мы с Пятачком - большой-большой секрет! И не
расскажем мы о нем, о нет, о нет и нет! - пробираясь через сугробы
вопим мы, силясь перекричать завывания метели. Галка идет впереди, а я,
чтобы не поранить подругу лихо закинутым на плечо топором, замыкаю
процессию. Жертвы нам сегодня ни к чему. Трагически постанывающего на
диване Дрюши вполне достаточно. - Га-а-а-аль, - зову, остановившись у невысокой пушистой елочки. - Как тебе эта?
Галка возвращается, придирчиво осматривает мою находку со всех возможных ракурсов и скептически кривит губы.
- Не, давай еще поищем. Маленькая она очень.
- Так мы большую-то и не дотащим. Не Гераклы все-таки.
Но Галка непреклонна. Шагаем дальше.
- Может, эту? - предлагает подруга. - Она вроде бы ничего. По размерам самое то.
На этот раз против я.
- Не, какая-то она кривая.
Продвигаемся вглубь леса, упорно высматривая в густой
метели идеальный вариант елки. Не такая уж это и простая задача, как
выяснилось. Минут через двадцать безуспешных поисков энтузиазма заметно
поубавилось, но сдаваться ни одна из нас по-прежнему не желает. Топор
на моем плече с каждой секундой становится все тяжелей, метель
усиливается, сугробы вырастают с человеческий рост... - Га-а-аль, - уже в который раз пытаюсь я перекричать ветер. - Нашла.
- И я! - вопит в ответ Галка.
Все бы ничего, только стоим мы у разных елок метрах в
десяти друг от друга. Это мы уже сегодня проходили не раз. Я, подавив
раздражение, отхожу от своей чудесной находки и, продираясь сквозь
сугробы, устремляюсь к Галке. Критически осматриваю ее "хвойную
протеже" и понимаю, что моя значительно стройнее и пушистей. Подруга
мученически кривит рот и, бурча что-то себе под нос, неохотно двигается
вслед за мной обратно, чтобы взглянуть на мою хваленую красавицу.
- Ну и где же она стройнее? - ворчливо интересуется, обходя вокруг елки. - Мне та больше нравится.
- А мне - эта.
- Посмотри, она с той стороны почти лысая.
- И вовсе нет! Не выдумывай...
- Присмотрись повнимательнее. Ой, подожди! Я, кажется,
варежку уронила у той елки. Пойдем со мной. Заодно еще раз на нее
взглянешь.
Не хочу я идти. И так за сегодняшний день половину Московской области пешком исходили. Капризно выпячиваю губу.
- Давай ты пока за варежкой сгоняешь, а я начну елочку рубить.
Кажется, Галка понимает, что я и с места не сдвинусь без
этой елки, и пусть неохотно, но все же соглашается на мой план
действий. Торжествующе улыбаясь, приступаю к делу. Топор вспахивает снег вокруг ствола и едва касается
древесины. Посапывая от усердия, разгребаю наметенный сугроб и снова
пытаюсь срубить хвойную красавицу. "Тюк... тюк... тюк", - разносится по лесу сквозь завывания ветра.
Пурга исступленно бьет в лицо. Шапка сползает на глаза. Поправляю ее и продолжаю орудовать топором.
- Фух, - шумно выдыхаю, когда елка с треском заваливается
на бок. - Прекрасно. Га-а-а-аль! Я всё! - Озираюсь по сторонам. -
Га-а-аль! - А в ответ лишь свист ветра. - Га-а-аль! Ты где? Куда она могла подеваться? Не понимаю. Волоча за собой
срубленное деревце, продираюсь сквозь сугробы. Вот она, Галкина елка.
Или не она... Но очень похожа. А самой Галки нет. Снова кричу.
Бесполезно. Вьюга гоняет мои вопли по лесу, не принося в ответ ничего
кроме снежных вихрей. Я снова куда-то бреду, в надежде отыскать будто сквозь
землю провалившуюся подругу. Пурга сбивает с ног, швыряет в лицо
колючую ледяную труху, оседает снежным прахом на бровях, ресницах и
челке. Щеки жжет от холода... Надо возвращаться и звать ребят на
помощь... Поворачиваю назад, по-прежнему волоча по вздыбленному
ветром снежному покрову срубленную елку. Падаю, увязнув в сугробе, и
снова поднимаюсь. Метель слепит, уводит в
сторону с намеченного пути, пытается навсегда заманить в свои ледяные
объятия. Иду... бесконечно долго. Словно плутаю по заколдованному
кругу. Кажется, об это поваленное дерево я уже спотыкалась...
- Га-а-аль! - кричу, голос срывается на сип... - Ну где же ты? - Да и сама я ГДЕ? Неужели заблудилась?
Метель уже не только в лесу, но и в мыслях. В голове мелькает калейдоскоп воспоминаний.
Вот я, маленькая и испуганная, бреду вдоль
решеток ограждения, за которыми толпятся чьи-то чужие родители,
дожидающиеся детей после Кремлевской елки. Взрослых так много, но я
никак не могу найти среди них своего папу. Метель. Неловко
прижимаю к себе красный пластиковый короб в виде Спасской башни. Он
тяжелый, под самый шпиль забит сладостями. Зачем он мне, если я
потерялась?
Оступаюсь и плашмя падаю в сугроб. Тяжелый топор
выскальзывает из рук. Елку я уже давно где-то оставила. В лицо ударяет
колючий снежный вихрь. Холод и усталость сковывают
тело ледяным саваном. Не могу дальше идти... Да и куда? Озираюсь по
сторонам... Где-то вдали, в густой снежной пелене мерещится желтая
куртка Галки. Бегу вперед!
- Га-а-а-аль! - истошно кричу, боясь, что она не услышит.
Голос эхом отражается от верхушек деревьев и возвращается ко мне. -
Га-а-аль! - Желтое пятно рассеивается в снежной пыли. Прислушиваясь к
завываниям метели, устало прикрываю глаза...
- Саш! Ты где? - тревожно озираюсь, стоя в полумраке заброшенной станции метро. Под ногами бетонные плиты, покрытые густым слоем пыли. Вперед уходят две шеренги необлицованных колонн. С потолка свисают покачивающиеся на сквозняке электрические лампочки. Пыльные и почти не дающие света.
http://s002.radikal.ru/i199/1212/99/2b3fd2234ab5.jpg
- Саш! Это не смешно! - Голос дрожит. Тихо крадусь, заглядывая за колонны. - Саша!
Шаги гулким эхом разносятся по пустынной станции. Мне мерещатся тени за столбами. Воображение рисует мрачный силуэт Путевого обходчика - призрака, поджидающего меня в темном углу.
- Саша! - Слышу шорох за спиной. Резко оборачиваюсь. Никого.
Едва сдерживаюсь, чтобы не заскулить от страха. Вот она, оказывается, какая - заброшенная станция под Тушинским аэродромом... Станция-призрак, проезжая которую, машинисты увеличивают скорость до предельно возможной...
Снова шорохи. Потрескивает лампочка под потолком. Из зияющего чернотой тоннеля доносятся страшные, едва ли не потусторонние завывания. Судорожно стискиваю зубы...
- Саша!
- Тс-с-с-с! - Его губы мягко касаются моего уха. Руки обнимают за талию, притягивают спиной к груди. - Не бойся, я здесь.
Открываю глаза, пристально вглядываюсь в окутанную снежной
пеленой ночь. В лицо снова ударяет белый колючий вихрь. Повыше поднимаю
шарф. Как глупо получилось... Заблудиться в лесу в новогоднюю ночь...
Так умеет только Даша... И Галку тоже потеряла... Плутает ли она также
в снежной пурге или нашла дорогу к Васькиной даче? Наверное, нас уже
ищут. И срубленную елку я тоже где-то оставила... и топор...
http://i052.radikal.ru/1212/6b/77e6934fd048.jpg
Снова пытаюсь понять, откуда пришла. Выискиваю на снегу
свои заметенные следы. Озираюсь по сторонам. Наверное, ровно в
двенадцать кто-нибудь начнет взрывать фейерверки... Нужно только
подождать и тогда будет ясно, куда идти. Чуть приподнимаю рукав куртки,
обнажая часы на запястье. Всматриваюсь в темный циферблат. Нащупываю в
кармане зажигалку, чиркаю кремнем. Огонек вспыхивает и тут же гаснет на
ветру. Три с половиной часа до Нового года. Обращение президента мне сегодня не доведется послушать и
загадать желание под бой курантов тоже. Что я загадала в прошлом году?
Совершенную глупость, несбыточную и нелепую... Встретить этот Новый год
в обнимку с Сашей... Глупая, глупая девчонка... и желания у меня
глупые. Вдали мерещится желтый мелькающий между елок огонек.
Сквозь свист и завывания метели слышу крик и сама кричу в ответ. Огонек
скрывается в темных еловых зарослях. Бегу вперед, не разбирая дороги,
ноги тонут в высоких сугробах. Падаю. Взгляд застит снежная пелена.
- Я здесь! Здесь!
Сижу в сугробе. Вслушиваюсь в унылый вой ветра. Всхлипываю.
Достаю из кармана сигарету, пытаюсь прикурить. Крошеный язычок пламени
вспыхивает, подрагивает в укрытии из ладоней и, не успевая опалить
кончик сигареты, гаснет. Снова всхлипываю, ожесточенно чиркаю кремнем
зажигалки. Сверхъестественная невезуха! Прикуриваю после едва ли не
стотысячной попытки. В легкие устремляется горький сигаретный дым.
Поднимаю глаза и замираю... Сердце сжимается то ли от радости, то ли от
потрясения. Нет. Этого просто не может быть! Это бред воспаленного
воображения... Так не бывает! Зажмуриваюсь, отчаянно трясу головой,
чтобы отогнать видение. Из груди вырывается слабый стон. Открываю
глаза. Галлюцинация не исчезла. И ко мне по-прежнему, продираясь сквозь
метель и высокие сугробы, приближается Дед Мороз... Белая борода развевается на ветру, полы длинной красной с
белой оторочкой шубы волочатся по сугробам, валенки утопают в глубоком
снегу. Машинально подношу сигарету к губам и затягиваюсь, не отрывая
взгляда от сказочного персонажа. В лицо ударяет ослепительно яркий луч
электрического фонаря. Перед глазами скачут искрящиеся на свету
снежинки, заставляя меня зажмуриться. - Ой, мамочка... - жалобно пищу, чувствуя, как сильные
руки выдергивают из сугроба и закидывают на плечо мою замерзшую и уже,
кажется, не совсем вменяемую тушку.
- Что бы сказала твоя мамочка, если бы узнала, что, пока тебя весь Юбилейный в лесу разыскивает, ты тут мирно покуриваешь,
сидя в сугробе? - Даже сквозь завывания ветра мне удается распознать
гневные нотки в голосе Дедушки Мороза. Похоже, он вовсе не в восторге
от выпавшей на его долю чести стать моим спасителем. Кстати, от него, как и положено, пахнет холодом, а еще
почему-то табаком, дорогим парфюмом и алкоголем. Это наводит на
определенные мысли и заметно проясняет сознание. Кажется, я не брежу...
И румяный старец с белой бородой явился вовсе не из сказки, а из-за
праздничного стола. - Меня Даша зовут, - зачем-то сообщаю я, безвольно
болтаясь у него на плече вниз головой. Изображаю мешок то ли с
подарками, то ли с чем-то гораздо менее приятным.
- Саша, - невнятно бурчит мой спаситель, продираясь сквозь еловые заросли.
- Я елку потеряла... и Галку. И еще топор.
- Все перечисленное, кроме топора, нашли.
- Хорошо. Найти топор - плохая примета.
- В лес ночью в метель ходить плохая примета.
- Так я за елкой.
- А я думал, за подснежниками, - язвит и вдруг неожиданно мягко добавляет: - Зла на тебя, Дашка, не хватает. Испугалась?
Замираю. Только теперь понимаю, что голос у Деда Мороза
подозрительно знакомый и вовсе не старческий. Саша? Подобное
предположение еще более нереально, чем появление Дедушки Мороза в
подмосковном лесу, но я все равно его озвучиваю.
- Саша?
- Саша, сказал же... Везет нам с тобой, Дашка, на новогодние встречи.
Ошарашено молчу. В голове бессвязная мешанина мыслей. Зато
метель, кажется, стихает. По крайней мере, не приходится перекрикивать
свист ветра и пурга не столь исступленно бьет в лицо.
- Только баню натопили, веники дубовые в лохани замочили,
вдруг влетает Васька - сосед. Глаза шальные, руками машет. Телефон,
говорит, дайте, МЧС вызвать. Даша в лесу заблудилась. Думали, белочка
его посетила в честь праздника. А нет... Оказывается, и правда,
какая-то дурында за елкой в лес ушла и не вернулась. - Мы вдвоем пошли...
- Вторую они своими силами обнаружили еще до того, как мы к
поискам присоединились. Сидит теперь твоя подружка вся в соплях, рыдает
навзрыд: "Дашулю волки съели". Какой-то пьяный перец ее успокаивает,
говорит: "Там есть нечего, одни мослы. Не боись, найдем мы твою Дашулю.
Не сейчас, так весной". Тоже мне утешитель выискался. - Дрю-ю-юша, - ухмыляюсь я.
- Не знаю, Дрюша он или Хрюша вместе со Степашкой. Только
девчонки на него с кулаками кидаются, вроде бы это он тебя надоумил в
лес идти. - Не-е-е, я сама, - гордо заявляю, продолжая висеть вниз головой на плече у Саши. - Может, поставишь меня все-таки на землю?
- Нет уж, Дарья Патрикеевна. На эту удочку я больше не
попадусь. Есть у тебя отвратительная привычка пропадать в неизвестном
направлении без объявления войны. У меня аж дыхание перехватывает от такой наглости. И это
говорит человек, который сам когда-то предпочел уйти по-английски,
передав мне через третьи руки, что "любовь прошла, завяли помидоры,
сандалии жмут, и нам не по пути"? - Здра-а-а-асти, ёлка, Новый год! Это кто еще пропадает? Я, что ли?
- А кто?
Сама того не ожидая, я вдруг оказываюсь лицом к лицу с
Сашей. Он не просто зол, он в бешенстве. Голубые глаза потемнели от
гнева, губы сжаты в презрительную линию. Даже накладная борода Деда
Мороза не в силах скрыть уничижительного выражения на его лице. Да
какое он имеет право так на меня смотреть? И вообще в чем-то меня
обвинять?
- Я? Ты в своем уме? - Голос срывается на крик,
подрагивает от ярости. Стыжусь этого. И как никогда раньше понимаю, что
сама себя втаптываю в грязь, пытаясь доказать бывшему парню то, что он
и без меня знает. Никому из нас двоих этот разговор уже не нужен. Саша
все для себя решил еще год назад, смалодушничал и даже не соизволил
сказать мне в глаза, что я была лишь мимолетным увлечением. А я... до
сих пор с содроганием вспоминаю, как, ссутулившись под гнетом Машкиного
дружеского участия, постигала прописные истины... что я, конечно,
замечательная девчонка, но разве можно было всерьез поверить в то, что
такой парень, как Саша, влюбится в меня... что друзья уже притомились
запоминать по именам его новых пассий - красивых и интеллектуальных...
Поэтому даже не стоит голову себе забивать подобными бреднями. И да,
Золушки выходят замуж за прекрасных принцев исключительно в сказках и
голливудских фильмах. Это я-то Золушка? Смешно! - Объясняться с ним? - многозначительно изогнув бровь, усмехается Машка и ободряюще гладит меня по руке. - Даш, не унижайся... Те объяснения, которые он может дать, тебе точно не нужны.
- Нужны, - упрямо противлюсь я.
- Зачем? Чтобы выслушивать его насмешки?
- Насмешки?
- А ты все еще надеешься на признание в вечной любви и предложение руки и сердца? Даша, где тебя такую наивную откопали? Я его сто лет знаю и, мне очень жаль, что я раньше тебя не предупредила. А теперь он специально уехал, чтобы избежать женских истерик.
- Маш, какие истерики? Я имею право, чтобы мне сказали о расставании, глядя в глаза, а не передавали через общих друзей.
- Поступай, как знаешь, Даш, только потом не плачь. - Машка поднимается с подоконника и, скривив напоследок губы в ободряющей улыбке, уходит. Ее шаги эхом разносятся по пустынному коридору вдоль закрытых аудиторий. Сжав ладонями пульсирующие виски, я перевожу взгляд с ее темнеющего вдали силуэта на пакет со
свитером, который я пару дней назад забыла у Саши, и который он так
благородно вернул мне через Машку, обозначив тем самым конец наших
отношений...
Но мир, как выяснилось, невероятно тесен. Кто бы мог
подумать, что Саша окажется соседом Васьки по даче? А тем более, что
нам доведется встретиться с ним в канун Нового года в лесу... И ведь
никто не может обвинить меня, что это я искала встречи с ним. Никто... А тот приступ позорного малодушия, когда я в прошлом
году, забыв про гордость и Машкины предупреждения, все-таки набрала
Сашин номер телефона, пусть навсегда останется моей маленькой тайной.
Хорошо хоть хватило ума представиться вымышленным именем, прежде чем
Сашина бабушка высокомерно поведала мне, что "уважающие себя девушки не
обрывают телефоны молодым людям..." Слушать продолжение ее
нравоучительной тирады я не стала... Ни к чему все это. Машка оказалась
права. Впрочем, как всегда... - Это ты меня... - Боюсь повисшего на языке слова, но
достойного или хотя бы менее унизительного синонима подобрать не могу.
Отчаянно выискиваю его в недрах своего скудного лексикона и, наконец,
сдаюсь: - Это ты меня бросил. Трусливо и жалко, совсем не по-мужски
спрятался за спинами друзей! Резко разворачиваюсь и, с трудом сохраняя равновесие, яростно продираюсь сквозь мохнатый заснеженный ельник.
- Стоять! - Слышу гневный рык за спиной. - Дашка! Юбилейный не в той стороне!
Вот черт! Возвращаюсь... Не такая уж я и гордая, наверное.
Остаток пути до Васькиной дачи мы проделываем, сохраняя
гнетущее молчание. Я, коря себя за несдержанность, едва замечаю, и что
метель почти совсем стихла, и что сама я едва жива от холода, и что
нестерпимо ломит пальцы на ногах. Снова и снова прокручиваю в голове
колкие и очень правильные слова, которые могла бы сказать Саше, но не
сказала. А теперь уже поздно... Хватит! И без дополнительных выяснений
отношений унизилась дальше некуда. Утешает одно - доберемся до поселка,
разойдемся по соседним домам и больше никогда в жизни не встретимся... Остановившись у ржавых ворот, Саша пускает в небо
сигнальную петарду, призванную оповестить остальных членов поискового
отряда об успешном завершении спасательной операции и пока я, позабыв о
гордости и прежнем намерении побыстрее скрыться с его глаз, заворожено
любуюсь, как затянутое серой пеленой небо окрашивается мириадами
разноцветных огоньков, вдруг заявляет:
- Баня ждет Вас, мадемуазель.
Ушам своим не верю! Какая к черту баня?
- Зря ждет, - едко парирую в ответ, сворачивая в проулок к
Васькиной даче. - Ладно, спасибо тебе за спасение. Правда, спасибо.
Саша молча следует за мной, не отставая ни на шаг. Заходит
во двор, шагает по тропинке под окнами дома к крыльцу, отряхивает
валенки и поднимается на порог. Видимо, опасается, что такая дурында,
как Даша, может заблудиться и в трех соснах, точнее в трех яблонях.
Ехидно фыркаю и, нервно сглотнув, распахиваю дверь. Как же стыдно перед
ребятами...
Зареванная Галка с дикими воплями кидается мне на шею.
Плачет. Дрюша храпит на диване. По дому разносится оглушительный рев,
перемежаемый периодическими похрюкиваниями. Маринка визжит и,
размахивая бутылкой со столь ненавистной ею клюквенной настойкой, летит
ко мне, чтобы подобно Галке окропить слезами мою чудом спасшуюся тушку.
Ленка играет на гитаре торжественный марш: нечто среднее между бессмертным творением Мендельсона и гимном России. Остальные, видимо, все еще в лесу...
- Девчонки, извините меня. Ладно? - бормочу я, виновато
потупив глаза в пол. - Не знаю, как так получилось. Чуть Новый год вам
не испортила... - Зубы отбивают барабанную дробь.
- А теперь, чтобы наша Дашка-потеряшка не свалилась с пневмонией, я все-таки настаиваю на ее, пусть даже насильственной, но транспортировке в мою баню, - подает за моей спиной голос Саша. Вот ведь настырный!
А Галка с Маринкой решительно пресекают все мои попытки
отвертеться, посему после недолгих пререканий мне остается лишь покорно
следовать за Дедушкой Морозом... И какая по большому счету разница,
насупилась ли я при этом или наоборот всем своим видом олицетворяю
безмерную радость... Главное, ведь пошла... Нет у меня все-таки
гордости... И вот она я, закутанная в белую простыню, сижу под
потолком в крошечной темной каморке с закопченными бревенчатыми
стенами. Под простыней - ничего. На голове серая фетровая буденовка с
красной звездой на лбу. Физиономия тоже красная и лоснящаяся от пота.
Писаная красавица, одним словом... В котле потрескивают поленья. Пахнет замоченными в
деревянной лохани дубовыми вениками. Аромат терпкий, чувственный, с
легкой горчинкой. Из предбанника доносится какой-то подозрительный шум.
Кажется, кто-то вознамерился составить мне компанию... И, наверное, я
даже знаю, кто именно... Решил совратить невинную деву в обители греха
и порока? Надеется, что за год я стала посговорчивей? Вот уж дудки! Опасливо поглядывая на дверь, проверяю, крепко ли держится простыня на груди. Правда,
держаться там особо не на чем, но не оголяться же перед Сашей из-за
такой досадной генетической недоработки. Затянув простыню потуже,
выуживаю из недр сознания остатки самообладания и снова перевожу взгляд
на дверь, готовясь дать решительный отпор любому, кто осмелится
посягнуть на мою честь. И тот самый "любой" не заставляет себя долго
ждать. Считанные секунды спустя он появляется на пороге парилки. Ой,
мамочка...
Заворожено и совершенно безвольно смотрю на его загорелый
торс - мускулистый и очень притягательный. Сердце отчаянно колотится
где-то в районе желудка, взлетает к горлу и ухает обратно. Его
сумасшедший ритм гулким эхом отдается в висках. Дрожу... Взгляд
скользит вниз по плоскому животу и замирает на тонкой полоске темных
волос, уходящей вниз под простыню, повязанную на поясе... Лоб покрывается ледяной испариной. Не могу дышать. Грудь
судорожно вздымается, но воздух категорически не желает поступать в
легкие. Дрожу всем телом... Жарко... В глазах темнеет... Крепко
зажмуриваюсь, пытаясь побороть это наваждение... Безуспешно. Хочу,
чтобы Он ушел... Пожалуйста, пусть Он уйдет. Распахиваю глаза и
натыкаюсь на его горящий взгляд. Дрожу... Из груди вырывается слабый
хрип... Стон... Мой?
Саша неторопливо с ленивой грацией хищника приближается ко
мне. Чувствую запах его кожи и снова закрываю глаза. Замираю в
предвкушении... чего-то... Я так скучала по нему... Гордость, где ты?..
Пожалуйста, пусть он уйдет! Его пальцы осторожно касаются моего плеча, скользят по
ключице, мучительно медленно опускаются вниз к краю простыни... Кожа
горит под его прикосновениями... - Не надо, - шепчу. Слышу отчаянную мольбу в собственном голосе. - Пожалуйста...
Пальцы замирают на полпути. Чувствую прерывистое дыхание у шеи... Он так близко... Очень близко...
- Пожалуйста.
Тяжелый вздох. Не мой - Сашин. Мгновение, и он отступает назад к двери. Слышу его шаги. Нервно сглатываю, боясь пошевелиться и взглянуть на него. Такая
жалкая, никчемная, глупая... И вдруг в опустошенное сознание врывается
оглушительный грохот. Вздрагиваю, испуганно распахнув глаза, и
потрясенно смотрю на свежую продольную трещину на дверном косяке
под крепко стиснутым кулаком. А сам Саша неподвижно стоит ко мне
спиной, уткнувшись лбом в дерматиновую обивку двери. Что происходит? Не
понимаю... Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он разворачивается. Льдисто-голубые
глаза смотрят на меня с нескрываемым презрением и даже издевкой. Сердце
сжимается от боли. Отвожу взгляд, боясь выдать собственные чувства.
- Ну что ж, Дашенька, а теперь рассказывай, - присаживаясь рядом со мной, усмехается Саша. - Когда это я тебя бросил?
Молчу, судорожно вцепившись в край простыни и не отрывая
напряженного взгляда от раскаленной докрасна каменной кладки. Не хочу я
ничего рассказывать. Мне жарко, душно и еще я почти смертельно устала.
А Саша понимает мое молчание по-своему.
- Нечего ответить? - Голос полон ядовитого сарказма и это я уже не могу проигнорировать, хотя надо бы.
- А зачем?
- Ну как же, ты кидаешь в мой адрес нелепые обвинения,
друзей моих с какого-то бока приплетаешь. Должен же я понять ход твоих
мыслей.
- Надо же! Не боишься больше женских истерик?
- Каких истерик, Даш?
- Тех, что ты хотел избежать, когда попросил Машку передать мне, что между нами с тобой все кончено!
- Что за бред ты несешь? - Какой-то он вдруг стал подозрительно спокойный. Не к добру это.
А у меня, наоборот, внутри все клокочет от ярости,
усталость как рукой сняло. И теперь уже непонятно красная ли я от жары
или от гнева вперемешку с обидой. Главное, не разрыдаться... Не дождется! Год назад не плакала, а сейчас и подавно не буду.
- Бред - это когда взрослый парень сбегает на край света,
чтобы уйти от объяснений! Ты что же думаешь, я бы тебя на коленях
умоляла не бросать меня? Руки бы заламывала? Проклинала бы всю твою
родню до десятого колена? Вот это бред! - Даш, не перекладывай с больной головы на здоровую.
Никуда я не сбегал. Ты отлично знала, что на студенческие каникулы я
еду с друзьями в Карпаты на лыжах кататься. И тебя, между прочим, тоже
звали, а ты школу не хотела прогуливать. Теперь-то я понимаю, что дело
было вовсе не в школе, а в том, что как раз в это время должен был
вернуться из армии твой парень Дима.
- Дима? Дима - это мой брат.
- Как брат? - ошарашено уставившись на меня, переспрашивает Саша. Голос хриплый и будто бы надломленный.
- Так брат. Старший! Так что выстрел не засчитан. Ладно.
Хватит. Спасибо за баню! - Неуклюже соскакиваю с высокой скамьи, едва
не уронив на пол простыню. Ноги подкашиваются, дрожат колени, острые
ноготки впиваются во вспотевшие ладони. Задыхаюсь... - Даш... - Тихий голос за спиной. - Я не бросал тебя... И никого не просил что-то тебе передавать.
Все плывет перед глазами. Хватаюсь за косяк, пытаясь
сохранить равновесие. Из груди вырывается невнятный хрип... Доля
секунды - и на плечи ложатся горячие мужские ладони, притягивают меня
спиной к крепкой, мускулистой груди.
- И... - Шепот. - Мне очень плохо без тебя, Даш.
Кремлевские куранты отсчитывают последние мгновения
уходящего года. В бокалах пенится шампанское. Рассыпаются мириадами
искрящихся брызг бенгальские огни. Минутная стрелка дергается и
замирает, указывая на наступление Нового года. Из старенького
черно-белого телевизора раздаются первые аккорды гимна России.
- Ура-а-а-а! - вопим что есть мочи. - С Новым годом!
Звон бокалов тонет в восторженных криках над праздничным столом.
Перевожу взгляд с экрана телевизора на Сашу. Он совсем
рядом и - о чудо! - не тая нежности, смотрит на меня. Его рука
по-хозяйски обнимает меня за талию, губы ласково улыбаются именно мне.
Кажется, желание, которое я загадала под бой курантов год назад,
сбылось. Метель подарила нам сегодня второй шанс, и теперь наше счастье
зависит только от нас двоих... |
