Во времена стародавние, когда и не знали еще волынские
земли варяжских князей, раскинулся на правом берегу реки Луга славный
город Ладомир - лад и мир, стало быть. Жили в нем люди добрые, камня в
сердце не носившие. Сеяли хлеб, творили ремесла.
Но годы спустя, оказалось, что на бойком месте довелось
вырасти городу - на перекрестье торговых путей. Потянулись к нему по
реке и по суше иноземные купцы. Привезли товары заморские - вина
греческие, ковры персидские, пряности восточные и многое другое, доселе
на Руси невиданное. Рос город, богател. Много разных людей повидал на своем
веку. Всех встречал хлебом-солью, и вскоре добрая слава о нем по всей
земле пошла. Прознали о Ладомире и в Киеве. Позарились варяжские
князья на его богатства. Решили подчинить город своей власти. Век без
малого смекалкой да легкой данью сдерживали волыняне натиск сильного
соседа, покуда не явился в город князь Володимир, прозванный за деяния свои Крестителем. Не один он пришел, а с дружиной да епископами.
Грянули новые времена. Смутные. Дымом пожарищ овеянные.
Запылали ярким пламенем капища. Легло глумливое клеймо на мудрых
старцев-волхвов. Начались казни непримиримых язычников - дело прежде на
Руси неведомое, греческими епископами привнесенное. И будто в одночасье выросла в городе деревянная церковь -
на месте священном, намоленном - там, где издавна высились языческие
идолы Перуна, Сварога, Велеса да Макоши. И, наконец, дабы стереть с лика земли память о славном
Ладомире, повелел князь киевский называть город новым именем -
Володимиром. В честь себя, стало быть. Немало лет минуло с той поры. Стихли бунты язычников.
Затаились в лесах оклеветанные волхвы. Развеялся дым пожарищ. Не узнать
стало прежнего Ладомира в разросшемся Володимире. Тогда-то и довелось получить Ростиславу во княжение город
на реке Луга, а вместе с ним и земли окрестные. Но не сиделось молодому
князю на месте, манили его дали дальние, заветные. Подобно своим
прославленным предкам, грезил он о новых завоеваниях и воинской славе.
О походах на Царьград, да на половцев. Уж и не помнил Ростислав доводилось ли ему когда-нибудь
возвращаться из похода в свое княжество со столь легким сердцем, как
теперь. Вряд ли, ведь не один он в этот раз шел домой, а с суженой. Будто впервые смотрел он на высокие насыпные валы на
подступах к городу, на показавшуюся из-за холмов крепость и
опоясывающий ее глубокий ров с водой, на перекидной мост, ведущий к
городским воротам. - А вот это, Олисава, мое княжество и его столица город
Володимир, - въезжая в город, молвил князь. - Теперь и тебе он домом
станет.
Не доводилось Олисаве прежде бывать в таких селениях -
многолюдных, шумных, столь больших, что и за день не обойти. Все здесь
казалось чудно и странно - и высокие городские стены, и мощеные
бревенчатыми настилами улицы, и оживленная пристань у реки. А уж
люди-то и того чудней. Изумленно взирала Олисава на заморских купцов,
торговавших с лотков кто пряностями восточными, кто фруктами
невиданными, кто коврами многоцветными. Но более всего поразили ее
ткани - тонкие, невесомые, красоты неземной. Посмеивался Ростислав, глядя на Олисаву, точно на дитя
малое. Но вдруг, проезжая мимо лавки с восточными сладостями, соскочил
с коня и, сунув руку в калиту, подошел к купцу. - Дай-ка мне, купчина, сластей медовых красну девицу побаловать, - подкинув на ладони монету, обратился к нему Ростислав.
Купец признал князя. Расплылся в довольной улыбке,
исподтишка кидая любопытные взгляды на сидевшую в телеге Олисаву.
Щурился, пытаясь по платью девушки понять, из каких краев привез ее
Ростислав.
- Есть у меня, княже, чудо заморское, - вдруг залился
соловьем купец, доставая из закромов маленький украшенный самоцветными
каменьями ларец. - Ни в Царьграде, ни на Руси доселе невиданное.
Лукумом зовется. Для самого персидского султана придуманное. А он-то
знает толк в сладостях. Не желаешь ли сам отведать да красну девицу
попотчевать?
- Для султана, говоришь? - усмехнулся Ростислав. - А чем
суженая волынского князя хуже султана? Давай-ка свой лукум. Отведаем.
- Видать, скоро свадьбе быть, княже? - лукаво улыбаясь, протянул купец.
- Быть, - согласно кивнул Ростислав. - И свадьбе и пиру на весь мир быть.
Со скоростью ветра разлетелась эта весть по Володимиру. В
княжеских палатах о ней прознали даже прежде, чем сам князь спешился у
парадного крыльца хором.
Собрались бояре во дворе хлебом да солью встречать князя.
А сами не на Ростислава смотрели, а на испуганно притаившуюся за его
спиной Олисаву. Пристально рассматривали и наряд ее - подпоясанное
платье цвета темной охры, и огненно-рыжие волосы, перетянутые на лбу
тонким кожаным венцом, и богато украшенный самоцветными каменьями
ларчик, который девушка судорожно прижимала к груди. - Здравия тебе, княже, - вышел вперед приземистый боярин
с черной окладистой бородой. Распахнул объятия навстречу Ростиславу. -
А мы уж заждались. Хоть бы весточку с гонцом прислал. Подготовились бы
к приезду. Яств, положенных случаю, наготовили. - Да ни к чему оно, Кузьма Елисеевич. Ни к чему пока.
- Как же это ни к чему, княже?
- Да так. Ни к чему. Незачем народ баламутить понапрасну.
Успеем еще пир на весь мир закатить. Тем более, повод поважнее будет. - Наслышаны, князь, наслышаны, - поджав губы, протянул боярин и метнул на Олисаву колючий взгляд. Хмурый. Добра не сулящий.
Сердце девушки сдавило от вновь накатившего страха. В
точности как тогда, при нападении киевлян на ее родное селение. Когда
отец, прежде чем ринуться в бой, строго наказал ей бежать в лес искать
защиты подле Дедушки Дуба. Не послушалась тогда Олисава, притаилась в роще. Видела,
как упал отец, пронзенный вражеским копьем, как полегли вслед за ним и
остальные. Как сбили киевляне деревянных идолов и, свалив в единую
кучу, поднесли к ним факелы. Видела, как вспыхнули Велес да Макошь,
пожираемые устремившимся до небес пламенем. И как горела деревня тоже
видела. Да поделать ничего не могла, сидела в зарослях молодого
орешника, не в силах пошевелиться от ужаса. Так и теперь под недобрым взглядом боярина ноги и руки
отказывались повиноваться Олисаве. Колени подкашивались. Земля, точно
болотная топь, уходила из-под ног, засасывая в свои вязкие недра. И
единственным спасением виделся Олисаве князь Ростислав, который
поклялся пред Дедушкой Дубом позаботиться о ней. Которого выбрал ей в
спутники меч заговоренный.
И Ростислав не оставил ее. Крепко, ободряюще взял за локоть и представил боярам.
- А это, бояре мои верные, моя суженая. Невеста нареченная.
Олисава Стояновна. Прошу любить и жаловать. И служить ей верой и
правдой, как мне самому. В княжеском дворе воцарилась гнетущая тишина. Бояре
безмолвствовали. Кто продолжал изучающее смотреть на Олисаву, кто,
напротив, брезгливо отвел взгляд. Мгновения показались девушке
вечностью. И вдруг навстречу ей и князю Ростиславу, тяжело опираясь на
клюку, ринулась ветхая старуха.
- Счастье-то какое! - громко заголосила она, обнимая
сперва Ростислава, а вслед за ним и Олисаву. - Деточки милые!
Порадовали старуху... Теперича мне и этот мир покидать не боязно. Есть
кому о моем князюшке позаботиться окромя меня. - Нянька Яромила, - целуя старуху в морщинистую щеку, пророкотал князь. - Ну вот и вернулся я. А ты боялась.
Поручил Ростислав Олисаву до поры до времени заботам няньки
Яромилы, его самого с пеленок взрастившей. Знал, что она, хоть и стара
уже, но его суженую в обиду не даст. А при случае и уму разуму научит,
о заведенных в Володимире порядках поведает. Так и вышло. Определили для Олисавы богато обставленные покои. С
восточным ковром на полу, искусной резьбой на столбцах, росписями по
стенам и сводчатому потолку, беленой печью и высокой постелью,
застеленной изумительной красоты покрывалом. Но прежде всего упал взгляд Олисавы на красный угол, и
увиденное в нем заставило девушку испуганно зажмуриться. Не привычная
божница там была, а неведомый образ в золотом окладе. Чужой.
Непривычный. - Что за невидаль такая, бабушка? - обернувшись на няньку Яромилу, тихо спросила Олисава.
- Какая ж то невидаль? Почитай, в каждом доме теперь такая
имеется. Иконой зовется. Наказал некогда князь Володимир, что крестить
нас приходил, на нее молиться. Вот и исполняем волю великокняжескую. Не
буди лихо, покуда оно тихо.
- Лихо?
- А то как же, милая. Помнят еще старики, как надумал нас князь Володимир вслед за Киевом в греческую веру обратить. Гридней понагнал, епископов... будь они неладны. Капища жечь стал. Тех, кто по старинке, молитвы Макоши да Велесу возносил, на кол сажать начал.
Церковь поставил. И наказал туда ходить молиться. А потом... Стыдоба
стыдоб. Узрел созвучие Ладомира с Володимиром и повелел наш город своим
именем величать. Володимиром, стало быть. Не на том месте, видать,
вырос наш город,
чтобы на века сохранить верность тому доброму имени. Бойкое место
разных людей к себе манит, а они уж свои порядки в нем заводят.
- Как же без капища-то, бабушка? - обреченно покачала головой Олисава. - Без него ни лада, ни мира вовек не видать.
- А ты по капищу, милая, не тужи.
Покуда Боги в сердце твоем, да в мыслях живы, ты одна не останешься.
Солнце на небе по-прежнему светит, Земля-матушка силушку да хлеб
насущный дарует. А ежели совсем невмоготу станет, так ты и в храм их не
пужаясь иди. На месте прежнего капища как никак поставлен их храм.
- Как же так, бабушка? На месте капища-то?
- А вот так! Князь Володимир-то хоть и
креститься вздумал, да народ вслед за собой на то склонял огнем да
мечом, поговаривают, и сам-то в того единого Бога не дюже верил. Как же
это он, Бог их, один может и за солнце, и за дождь, и за ветер, и за гром в ответе быть? Неведомо.
- Знамо дело. Не может... Так зачем же князь Володимир от наших Богов в угоду греческому отступился?
- А это тебе, милая, наш князь
Ростислав получше меня расскажет. Он ведь тоже крещеный в греческую
веру. А Перуна, сама видишь, поболе чтит.
А тем временем состоялся у Ростислава разговор серьезный с боярином Кузьмой Елисеевичем. Не по нраву тому пришлась весть о скорой женитьбе князя. И на то причины имелись.
- Ты, князь, не серчай, - осторожно начал боярин, осуждающе покачивая головой. - Но неразумное ты дело затеял. Ой, неразумное. Разве что курам на потеху. Где ж это видано, чтобы князь христианский да на девке варварского роду жениться вздумал. Нашел
в лесу дикарку, да под венец ее вести... Ты глаза-то протри. Что она
тебе? Точно зверек дикий... Отродье дьявольское, Велесу да Макоши
поклоняющееся. Да коли в Киеве прознают...
- А ты меня, Кузьма Елисеевич, Киевом не стращай. Не из пугливых. Да язык свой змеиный попридержи. Чай о невесте княжеской говорить изволишь. Девка эта, как ты ее величаешь, не дикая. А из народа. И меня ближе к народу сделает. Погляди, как челядь вокруг нее вьется. Чем услужить не знает.
- Ты, князь,
на челядь не ровняйся. Не княжеское это дело. А коли к народу стать
ближе надумал, так и получше способы сыскать можно. Мало ли девок в славном Володимире. Крещеных в веру истинную. Да ты хоть на дочку мою старшую посмотри. Чем она тебе не люба?
- А причем здесь дочь-то твоя, Кузьма Елисеевич? - нахмурился Ростислав, поставив чарку на стол. - Что-то мне невдомек.
- Как причем? Все глаза выплакала Гордеюшка, как узнала, что ты на дикарке супротив всем христианским законам жениться надумал.
- Не о том ты толкуешь, боярин.
Не о том. Славная девка дочь твоя. Да не мне ее под венец вести, -
резко поднявшись из-за стола, отчеканил Ростислав и для пущей
убедительности грозно свел брови на переносице. Опустил тяжелый кулак на стол. - Не мне.
- А ты, князь, горячку не пори. Остерегись. Подумай. Не с руки тебе сейчас супротив Киева идти.
Ростислав отмахнулся и решительным шагом покинул гридницу.
Но разговор с боярином долго не выходил из его головы. А на утро
приехал гонец из Киева с наказом великокняжеским прибыть всем
князьям-наместникам на общий сход.
Не хотелось Ростиславу оставлять Олисаву так скоро, не дав обвыкнуться в чужом городе. Да делать нечего. Надо ехать. Не в его интересах выказывать столь явное небрежение великокняжеской воле.
Вновь собрался Ростислав в дорогу. Вышел на красное крыльцо. Взял под узды коня своего верного.
- Не тоскуй, милая Олисава! Ненадолго
расстаемся. Скоро вернусь я из стольного града Киева. И тогда сыграем с
тобой свадьбу. Будет пир на весь мир с яствами русскими да заморскими и скоморохами потешными. Не тоскуй, а покуда не будет меня, к свадьбе готовься.
Обнял Ростислав Олисаву крепко. Коснулся губами ее виска. Посмотрел в глаза. Нахмурился, увидев застывшие в них слезы.
- Не горюй. Я вернусь, оглянуться не успеешь.
А затем вскочил князь в седло и выехал прочь со двора, уводя с собою верных кметей.
Ночь была темная, безлунная,
беспросветным мраком окутанная. Долго лежала Олисава без сна в мягкой
постели. Ворочалась. Со слезами на глазах вспоминала, как пекли пироги
в каждом доме ее родного селения, готовясь к таким же темным ночам. А
потом жгли до рассвета высокие костры, отгоняя черных духов. Водили хороводы и пели песни, славя Сварога и Макошь.
Все это осталось в прошлом, а ныне ее
окружали колючие, хмурые взгляды бояр, да не несущие успокоения иконы.
Одна радость - прялка, накануне принесенная в ее покои и поставленная у
окна.
Прялка инструмент священный, самой Макошью людям дарованный. Подарок щедрый, позволяющий соприкоснуться с таинством мироздания, спрясть судьбу, вращая колесо времени.
Но прясть в безлунную ночь, когда повсюду кружат черные духи - накликать беду в дом.
Из-за двери донеслись чьи-то шаги и голоса.
Олисава настороженно притихла, подтянув колени к груди и накинув на
голову одеяло. Страшно ночью в больших хоромах. Чужих, непривычных, темных.
А через мгновение дверь с грохотом распахнулась. Сквозь полотно одеяла пробился яркий свет факелов. Покои наполнились громкими голосами, среди которых отчетливее всех выделялся зычный рык боярина Кузьмы Елисеевича.
- Спит девка! Поднимай ее!
В тот же миг грубые руки сорвали с Олисавы одеяло и, вытащив ее из постели, поволокли по полу к двери. Из груди вырвался испуганный крик.
Девушка отчаянно дернулась, пытаясь освободиться, но справиться с сильным мужчиной ей было не под силу. Вокруг замелькали освещенные факелами злые гримасы. В ушах гудели громкие, яростные голоса. Тело саднило от ударов. Боль и страх слились воедино...
- Что ж вы творите, ироды! - раздался
пронзительный крик появившейся невесть откуда няньки Яромилы. Но ему на
смену тут же явился полный муки предсмертный стон.
- Еще одной старой язычницей меньше, -
хохотнул боярин Кузьма Елисеевич и изо всей силы пнул бездыханное тело
старухи. - Тащи девку на двор.
Олисаву проволокли вниз по ступеням и привязали к заранее приготовленному столбу. Подкинули соломы к ногам.
Злорадно усмехаясь, подошел с Олисаве боярин Кузьма Елисеевич, приподнял пальцами ее разодранный в кровь подбородок.
- Заждались тебя, девка, твои Боги!
Почти за милость, огню тебя придаем! Он ведь по-вашему священный. Злых
духов изгоняет. Вот и изгоним из тебя дьявола!
- Ненавижу, - из последних сил проскрежетала Олисава.
- Поджигай! - рявкнул боярин.
Ноги опалили языки пламени, тут же охватив солому и устремившись ввысь по столбу. Олисава взвыла от боли и в тот же миг лишилась чувств, окунувшись в блаженное забытье.
Ростислав вернулся в город, когда прах
Олисавы уже был развеян по ветру, дабы и следа не осталось от немилой
боярам девки на волынской земле. Учинил расправу жестокую. Вновь
запылали костры в городе Володимире. А первым сгорел заживо боярин
Кузьма Елисеевич.
Но не в силах был князь Ростислав
оставаться более в немилом княжестве. Облачился в кольчугу, сел на коня
и ускакал прочь. Один без дружины. Догорали за его спиной княжеские
хоромы, ставшие могилой Олисаве.
Долго скакал Ростислав, не разбирая
дороги. Утратил счет времени. Пока верный конь не принес его к пепелищу
родного селения суженой. Прорастала сквозь черную золу молодая трава.
Не ведала, что вскоре накроет ее Морана снежным покрывалом.
Сел князь на обрыве, устремил взгляд
вдаль. В точности как когда-то Олисава. День, ночь сидел, сна не ведая.
Оглашал округу ревом раненного зверя.
А на третий день явилась к нему старуха. Та, что путь к Олисаве указала. Нависла над князем хмурой тенью и заговорила. Тихо. Жалостливо.
- Не горюй, Ростислав, по Олисаве. Там, где она теперь, ей привольно да радостно. Как дорогую гостью привечает ее у себя Богиня Макошь.
- Так это Макошь проклятая вздумала посмеяться надо мной?
Поманить меня счастьем, да тут же отнять его! - яростно вскричал
Ростислав, схватившись за голову. - Не ошибся я при нашей прошлой
встрече, старая. Ведьма ты! Погубить меня вздумала.
- Зря, Ростислав, коришь ты Макошь, - покачала головой старуха. -
Наша Богиня милостива. Полюбилась ей Олисава и, коли сочтет она тебя
достойным сердца девицы, неволить ее не станет. Отпустит обратно на
землю.
- Сочтет достойным? - поднял глаза Ростислав.
- Именно. Согласна встретиться с тобой Макошь, дабы лично убедиться в твоей доблести, упорстве и чистом сердце.
- Так веди меня к ней скорее. Что ж ты медлишь?
- Не спеши, Ростислав! Обдумай все хорошенько. Второго шанса Богиня не даст.
- Что тут думать-то? Веди меня к Макоши, старуха!
- Эк ты порывист. Не любят Боги, когда к ним с пустыми руками являются милости просить.
- С пустыми руками? - задумчиво
переспросил Ростислав. - Так что же мне ей подарить? Трофеи, в бою
взятые? Золото с драгоценными каменьями? Шкуры звериные?
- Такого добра у великой Богини и без
твоих даров в избытке. Но дам тебе еще один совет. Макошь прежде всего
женщина. Подари ей цветок. Да не абы какой, а Богини достойный. С
лепестками цвета пламени, с пыльцой в лунном свете мерцающей. Радость
несущий каждому, кто на него хоть мельком взглянет. Сердце согревающий.
- Где же я достану этот цветок. Да и есть ли такой на свете?
- Есть, княже. Есть. Но растет он
далеко. За горами, за лесами, за пологими холмами, за заливными лугами
да реками полноводными. Почти на краю земли. Найди цветок и принеси его
в дар Макоши. Тогда и разговор у тебя с ней иначе сложится.
- Как хоть зовется этот цветок?
- Так и зовется, - лукаво усмехнулась старуха. - Олисавою.
И отправился Ростислав в путь. Долго бродил он по свету. Много земель исходил, разных людей повидал, только никто из них ведать не ведал о цветке с лепестками цвета пламени.
Но однажды, когда надежда найти тот
самый подарок для богини Макоши почти развеялась на перекрестьях
чужеземных дорог, довелось Ростиславу заночевать в лесу у озера, священными кипарисами окруженного. В темноте не заметил Ростислав странностей, но проснувшись на рассвете, замер зачарованный красотами, доселе невиданными. Таинственными и загадочными. Туманом сокрытыми.
http://s020.radikal.ru/i718/1310/ed/1a2e2e1903e6.jpg
- Али чудится мне, али блазнится! - изумленно вскричал князь, глядя на окутанные млечной дымкой стволы растущих из воды вековых кипарисов. - Что за невидаль?
- Тише, князь. Не шуми, - вдруг раздался над ухом тихий шепот.
Ростислав вскочил на ноги, озираясь вокруг.
- Кто ты, хозяин неведомый?
- Не хозяин я здесь, а такой же гость, как ты, князь. И имя мне - Ветер.
- Ветер?
- Долго следовал я за тобой. И нагнал, наконец... Да ты и без меня путь к цветку с лепестками цвета пламени нашел.
Замер Ростислав, не смея поверить словам Ветра. И тут же беспомощно покачал головой.
- Не нашел я цветка для Макоши, братец Ветер, - с тяжелым вздохом поведал он. - Путь к нему мне по-прежнему неведом. Многих людей повстречал я во время странствий своих, да никто не смог мне указать к нему верной дороги.
- Диву даюсь я на тебя, Ростислав, -
усмехнулся Ветер. - Ночь проспал ты подле того цветка, да не заметил
его. - Распахни глаза, князь. Посмотри вокруг. Видишь свет за деревьями
пламенеющий? Видишь! То и есть он. Цветок, Олисавой названный.
Оглянулся Ростислав вокруг и снова
замер, не веря счастью своему нечаянному. Увидел, наконец, сквозь туман
свет огненный, пламенный, за мощным стволом кипариса сокрытый. Вот и конец пути его долгому, к милой Олисаве ведущему.
Ринулся Ростислав вперед, не видя ничего вокруг - то спотыкаясь о коренья, то проваливаясь по пояс в водную топь, опоясывающую небольшие островки земли. Упал на колени пред цветком заветным, зачарованно глядя на его отороченные пламенеющей каймой лепестки.
http://s43.radikal.ru/i099/1310/bb/0ef89a92a125.jpg
- Вот она ты, Олисава... - прошептал он и протянул руку, намереваясь надломить огненный стебель.
- Постой, Ростислав. Не спеши! - вновь
прошептал Ветер. - Не донести тебе цветок до Макоши. Едва сорвешь его,
потухнет пламя и обратится он в пепел.
Отдернул князь руку, точно обжегшись. Поднял глаза к кронам вековых кипарисов и взвыл диким зверем. Надрывно. Отчаянно.
- Что же делать мне, братец Ветер. Как вернуть Олисаву из Нави?
- Эх, князь... Все
бы тебе с наскоку, да немедленно. Вытащи меч заговоренный из ножен,
окропи его в воде озерной и выкопай им цветок из земли. Да не порань
корни.
Дрожащими руками потянулся Ростислав к рукояти. Крепко сжал ее во вспотевшей ладони и рывком вытянул из ножен отяжелевший Меч Олисавы.
- Спасибо тебе за помощь, братец Ветер. В долгу я теперь пред тобой.
- В долгу? - зычно засмеялся ветер, взмыв к верхушкам деревьев. - В долгу... А ведь спрошу я с тебя долг. Не сейчас. Потом. Много веков спустя спрошу. А теперь ступай к Макоши, Ростислав. Ступай. Доброго пути тебе, князь Храбрый.
Едва выкопал Ростислав цветок с лепестками цвета пламени, вспыхнула вокруг и земля, и вода янтарным цветом.
Сгустился туман, окрасившись в золото. Зажмурился князь, затаив
дыхание, и в тот же миг почувствовал, что воздух обратился в пламя,
опалив кожу жаром.
Всколыхнулся братец Ветер, опустился к земле и вновь взмыл ввысь, сотрясая кроны вековых кипарисов. Взвыл отчаянно, тревожно и ринулся прочь от священного озера.
- Прошу тебя, великая Макошь! - силясь устоять на ногах вскричал Ростислав и поднял над головой огненный цветок. - Прими в дар сей цветок чудесный! Тебя одной он достоин и по красоте, и по силе огненной, согревающей!
В тот же мир показалось Ростиславу, что оторвались его ноги от земли. Устремилось невесомое тело ввысь, воспарив над заколдованным лесом. Замерло сердце в груди. Отнялся голос. Отяжелели веки.
- Здравствуй, Ростислав, - грянул
громом голос женский. Мягкий, ласковый, но сотрясающий все вокруг своей
мощью божественной. - Удивил ты меня, князь Волынский. Удивил и
порадовал. Не ошибся в тебе Меч Олисавы, стало быть. Увидел то, что
другим неведомо.
- Всем, что есть у меня, заклинаю, - возопил Ростислав, силясь поднять опаленные огнем веки и взглянуть в глаза Макоши. - Лишь ты можешь вернуть в мою жизнь то, что всех побед и сокровищ дороже. Олисаву!
- Олисаву? - усмехнулась Макошь. - Отчего ж не защитил ты ее, покуда была она подле тебя?
- Не защитил, - обреченно прошептал
Ростислав. - По недосмотру и глупости молодецкой... Не понял, чем
грозит ей мой отъезд из Володимира.
- Знаю, Ростислав, знаю... Опутали тебя
ложью да медовыми речами бояре зловредные... Позабыл ты об обещании
данном девице. А коль верну я тебе Олисаву, не повторишь ли ты свою
ошибку вновь?
- Не повторю!
- Верю... Верю тебе. Да только... Не простую задачу ты ставишь предо мной, Ростислав. Ну да ладно... Я подумаю, как помочь тебе и Олисаве встретиться вновь.
- А...
- Обожди, князь. Имей терпение. Я дам тебе знать... Скоро.
Приоткрыл глаза Ростислав, не увидев
более вокруг ни кипарисов гладкоствольных из воды растущих, ни тумана
колдовского, ни цветка с лепестками цвета пламени. Будто и не было
ничего из этого на самом деле, а лишь во сне привиделось. Будто и не говорил он зажмурившись от слепящего света с Богиней Макошь.
Поднялся Ростислав с травы, устремил
пустой взгляд в бесконечную даль - на реку, на чернеющие поля, на
позолоченный осенними красками лес на горизонте. И вдруг содрогнулся
всем телом, резко оглянулся назад. Так и есть - неведомая сила
перенесла его туда, где он впервые повстречал Олисаву. Уложила на том
самом обрыве, где они вдвоем сидели по вечерам. Туда, где он когда-то
всем сердцем почувствовал, что Олисава и есть его судьба. Почувствовал,
да боялся признаться себе. Пустил все на самотек, доверился воле
заговоренного меча. Принял как данность... не оценил то, что далось ему
столь легко. Волей богов.
Вновь рухнул на колени Ростислав.
Схватился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Разнесся над
рекой мученический стон, вырвавшийся из его груди. Исступленный, страшный, бессильный.
Не услышал Ростислав шагов подле себя, потому словно гром прозвучал для него тихий, обволакивающий голос уже знакомой старухи.
- Здравствуй, княже.
Медленно, словно боясь спугнуть благословенное видение,
обернулся князь, ухватившись за сучковатую клюку. Не тая надежды и
страха, посмотрел снизу вверх в серые, точно болотный туман глаза
старухи. Долго стояла она пред ним. Молчала. Ничто в ее взгляде не
выдавало, какие вести принесла она князю. Но и он не отводил глаз.
Ждал.
- Не горюй, Ростислав, - наконец, заговорила она. Сжалилась. - Прониклась твоей бедой Макошь. Коли угодно тебе так, вернется Олисава на
землю. Непременно вернется. И пробудет здесь долго, гораздо дольше тебя
самого. Почти целую вечность предрешено бродить по свету Олисаве.
Согласен ли ты на это, княже?
- Я согласен, - нетерпеливо кивнул Ростислав.
- Согласен? - тихо перепросила старуха. - Но готов ли ты смириться с ее новым обликом?
- Новым обликом?
- Богиня Макошь отпустит Олисаву обратно на землю. Но...
- "Но"? Что она еще просит взамен?
- Не просит, а дарует. Щедро дарует Олисаве часть себя. Свою вторую сущность.
- Что? - недоуменно вскричал Ростислав, судорожно стиснув кулаки.
- Олисава вернется на землю, но в обличии огненной лисицы.
Ростислав обессилено прикрыл веки и тяжело сглотнул, силясь подавить рвущийся из груди отчаянный рык.
- Проклятье! - проскрежетал он сквозь крепко стиснутые зубы.
- Нет, княже, - коснувшись плеча Ростислава, мягко проговорила старуха. - Не проклятье, а щедрый дар. Запомни это.
- В чем же его щедрость? - яростно вскричал он.
- В чем? Подумай сам, княже. Макошь
дарует твоей возлюбленной телесную оболочку. Ведь прах Олисавы был
сожжен на погребальном костре и по ветру развеян. Лишь душа бессмертная
и осталась. Глазам смертных не доступная.
- Значит, никогда не увидеть мне уже мою Олисаву в человеческом обличии?
- Почему же никогда? Богиня Макошь
милостива, но и она не всесильная. Лишь в те дни, когда ее могущество
достигнет своего наивысшего пика, сможет она собрать прах Олисавы по
крупицам и возродить из пепла тело девичье.
Во взгляде Ростислава промелькнула надежда, но старуха тут же безжалостно ее затушила.
- Не навсегда, а лишь на одну
единственную полнолунную ночь в году. В конце месяца листопада, когда
станут девки водить хороводы вокруг костров, да почести возносить нашей
Богине Макоши. Тогда-то и предстанет пред тобой Олисава в своем
прежнем, человеческом облике. Готов ли ты, княже, к этому? По-прежнему ли хочешь возвращения Олисавы?
- Да. Это во сто крат меньше, чем я надеялся получить, но и гораздо больше, чем ничего.
- Ты вновь думаешь лишь о себе, княже.
А теперь попробуй вообразить, что ждет на земле Олисаву? Ведь ты
обрекаешь ее на одинокие мытарства по свету длинной не в одно
столетие... Ты когда-нибудь - быть может, совсем скоро - покинешь этот
мир, отправишься в мир духов. А она останется...
- Вместе с лисьей шкурой Макошь дарует Олисаве вечную жизнь? - снова удивленно воззрился на старуху Ростислав.
Та пристально посмотрела ему в глаза,
выискивая в них признаки сомнения в уже озвученном решении. Не нашла. И
лишь тогда, по прошествии бесконечно долгих мгновений, когда
воцарившаяся тишина стала почти осязаемой, едва заметно покачала
головой.
- Нет, не вечную, но все же очень долгую. Ты трижды умрешь и вновь возродишься из небытия. Сперва -
в облике стройного тополя, затем - свирепого волка и наконец -
человека. Коли на то будет воля Богов. Лишь тогда износит Олисава
дарованную Макошью лисью шубу и явится миру беспомощным младенцем. Вы
непременно встретитесь снова, но и тогда вам предстоит схлестнуться с
судьбой за право быть вместе. Не упусти свой шанс, Ростислав Храбрый.
Сумей узнать Олисаву даже спустя века.
Обреченно кивнул Ростислав в знак согласия и прикрыл глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд старухи.
- Спустя века, - эхом повторил он, сам
того не замечая. - Века. И лишь одна полнолунная ночь в году, дабы
ожидание не стало непосильным бременем. Пусть будет так.
- Пусть. Но помни, князь, ты сам сделал
свой выбор. Не отступись от него, - покачала головой старуха и, не
произнося более ни слова, тяжело опираясь на сучковатую клюку, двинулась к лесу.
Долго смотрел Ростислав ей вслед. Ждал, сам не ведая чего.
Земля не содрогнулась, гром не грянул с
небес, не вспыхнуло ярче прежнего осеннее солнце. Лишь легкий шепот
листвы нарушал царившую вокруг тишину, выдавая притаившегося неподалеку
любопытного Ветра.
Смеркалось. Ростислав сидел на опушке, с надеждой всматриваясь в лесную чащу. Не раз и не два чудились ему меж деревьев огненно-рыжие волосы Олисавы. Он тут же срывался с места, бежал ей навстречу, но никого не находил и, пометавшись по осеннему лесу, снова возвращался к пепелищу.
Ждал.
- Неужто подшутила надо мной старуха? - наконец, тихо молвил он, обреченно качая головой. И в тот же миг услышал мягкие, крадущиеся шаги позади себя.
Встрепенулся князь. Резко вскочил на ноги и замер. У кромки леса стояла невообразимо прекрасная огненная лисица, устремив на Ростислава полные грусти глаза цвета молодой листвы.
http://s020.radikal.ru/i711/1310/10/543875e652eb.jpg
|
