Однажды она участвовала в переговорах. Псих забаррикадировался в офисе с шестью заложниками, размахивал "лимонкой" и АКМ-мом, требовал миллион долларов и чтобы все его оставили в покое. А офис - на пятом этаже одиннадцатиэтажного делового центра. Она час, сорок пять минут и еще целых тридцать секунд сидела под дверью, рассказывала ему про то, какой он замечательный человек, и про то, что дальше все будет хорошо, только всего ничего нужно - успокоиться, взять себя в руки... ты же у нас мужчина, мой хороший?.. глубоко вздохнуть и... Прямо у нее перед носом стена была вымазана кровью - кого-то били об эту стену лицом, кажется, а ее всегда от вида крови мутило, поэтому на втором часу она начала вообще чепуху молоть про остров в океане, про красные коралловые рифы и стайки любопытных рыбешек, обязательно синеньких с желтыми хвостами, про маленький пароходик, томно вздыхающий на каждой волне... Тогда псих всхлипнул за дверью раз, другой, прогрохотал ботинками, уткнулся лбом в дверь с другой стороны и заплакал. Она это очень ясно представила, как он сидит - длинные засаленные лохмы закрыли лицо, рука с гранатой дрожит, скорчился зародышем...
Ну что ты, маленький, выходи ко мне, я тебя пожалею... Там на острове, знаешь, вообще людей нет, никто тебя больше доставать не будет. Там знаешь, как тихо? Только волны, волны, волны... Меня уже тоже все достало. А давай плюнем на все и рванем?.. Черт с ними, с этими ребятами в кабинете, ну их... Пошли уже ко мне.
Она очень устала тогда, еще порвала дорогущие колготки сорок пять ден, золотистый беж. Когда его выводили, удивилась. Почему-то представляла психа таким медведем, обязательно метров двух ростом, в защитного цвета куртке, оказался хлюпик в белой рубашке офисного работника, но действительно лохмы до плеч. Следом выводили заложников, одна девчонка на пороге прямо глаза закатила, ее подхватили и уволокли.
После заложников выдалась неделя отдыха, потом вызвали на следующую дыру. На этот раз сопровождала какого-то пузатого мужика на светский раут, должна была изображать супругу. Ради такого случая на нее нацепили бриллианты, два часа мурыжили у косметолога, сделали из нее такую куколку... Почти пять часов блистательно улыбалась, расшвыривала белозубые улыбки налево и направо, на комплименты отвечала умно и тонко, хотя и знала, что не красавица даже и приблизительно, просто умеет себя показать. Потом, когда почувствовала, что начнется стрельба, просто уронила мужика на пол и прикрыла собой. Лежать на нем было неприятно, у него изо рта пахло, а еще он с испугу хрюкал.
На следующий день в газете на первой полосе увидела картинку, где она с тем мужиком - как его звали, Коля или Никита?.. - трогательно вжались друг в дружку, прочла умилительную статейку, как верная супруга спасла главу оппозиции от верной гибели... тра-та-та... ля-ля... с утра ей неспокойно было, знаете, сердце не на месте...
Чокнулась с фотографией, проглотила еще рюмку коньяка. А заняться нечем было, совершенно пусто. Трехкомнатная квартира, комнаты большие, ощущаешь себя муравьем в спичечном коробке. Засох и вот-вот лапки отвалятся.
В Либерии никак не могли поделить власть - лидер республиканской партии набрал на выборах семьдесят пять процентов голосов, его оппонент из радикального крыла набрал головорезов из охотничков за головами. И вот охотнички уже третьи сутки бряцали оружием на подступах к столице. Она вообще по-вайски не понимала ни слова, зато когда ООН-овцы сновали туда-сюда как тараканы, а сами бледные до синевы, боятся, она очень мило улыбалась радикалу с его охраной, опять говорила про то, что он хороший, и ей было до смерти жарко, пот в три ручья, хотелось стянуть мокрую майку. А радикал смотрел во все глаза на маленькую белую женщину и ей верил, хотя тоже ни слова не понимал, а потом они как-то договорились, и головорезов из пригорода убрали, бронетранспортеры тоже убрали, зато завезли продукты и одежду. На детишек страшно смотреть - голодные, рахитичные, перепуганные на жизнь вперед. Потом ей сказали, что она молодец, опять всех спасла. Идиоты. Просто дурацкая способность.
На этот раз отпуск выдался длинный, почти три недели, и она вообще на стенки лезла от скуки - на самом деле кроме как закрывать дыры она больше ничего не умела. Даже яичницу приготовить толком. Слава Богу, начальство изволило со своих небес приметить, что его необычный агент грустен и предается черной меланхолии - и снизошло. Направило к лучшему агенту агента похуже, такого, которого не сильно жалко, зато симпатичного и настоящего профессионала... во всех отношениях. С ним тоже пили коньяк, но уже меньше, зато больше времени уделяли смятым простыням и клубнике со сливками. Впрочем, выдержал агент всего две недели, потом ушел, сказал:
- Ты классно занимаешься любовью, и вообще прикольная, но какая же ты, стерва, холодная!
Она пожала плечами и допила коньяк.
В следующий раз отпуск выдался нескоро, почти месяц работала в тайге на биостанции. Там комары были размером со слона, и начисто отсутствовала сотовая связь.
В отпуске пила и курила.
Начальник вызывал к себе, велел брать себя в ежовые рукавицы и готовиться к серьезному. Она не готовилась никогда и ни к чему, просто знала, что в нужный момент поступит правильно, тут даже думать не придется. В этот раз ей дали в руки снайперскую винтовку и уложили на крышу какой-то "панельки". Винтовка оказалась неудобная, неприятная, но она как всегда справилась.
Задания становились трудней, отпуски длинней и тоскливей, хотя начальство исправно поставляло новых агентов. Они так же исправно сбегали, называя уже не холодной сучкой, а чудовищем, она курила и пила коньяк. Появились первый морщины, легкость в теле пропала, зато мешки под глазами не исчезали, начали выпадать волосы. Она рассчитывала протянуть еще лет пять, а потом как получится. Уметь закрывать любую дыру все-таки очень непросто.
В магазине стояла на кассе, считала деньги. Кондиционер работал отвратительно, только гудел надсадно, от жары не спасал. Через пятнадцать минут передадут нечто в серебристом кейсе, оно будет пахнуть корицей, от него нужно будет быстро избавиться. За семь минут до появления кейса зашел молодой человек в белом летнем костюме. Он купил пачку сигарет, бутылку минералки и походя заткнул ее вечную дыру в груди. Она сунула ему свою визитку вместе с пачкой, с испугу забыв правильно улыбнуться и заставить себе верить, вышвырнула из мыслей кейс и задание на четыре минуты и сорок пять секунд, пока высматривала, в какую сторону он ушел.
Она прождала весь вечер, выбросила курево, вымыла волосы и даже сделала приличную укладку. Потом смутилась, подумала - никому не нужна косорукая девица бесформенного вида, и отчаянно решила, что не позвонит. А он позвонил. В тот же вечер. Но задание еще длилось, и она не пошла с ним в кафе. Зато проболтали по телефону час. У него голос был волшебный, емкий, глубокий, хоть и с хрипотцой типичного курильщика. Он оказался художником, не слишком успешным, зато, говорил, живет под самой крышей самого высокого здания в городе и по ночам слышит, как воркуют голуби. Зимой, говорил, чуть-чуть подтекает, а летом жарковато, зато хорошо работается рано утром весной, когда все голубое и зеленое, и осенью, когда летят первые паутинки. Рассказал, что нарисовал когда-то давно ведьмочку, такую рыжую, маленькую, выдумал, а вчера смотрит - та ведьмочка стоит за прилавком и считает деньги. И что он обязательно покажет, но не подарит картину, потому что как же он без своей рыжей жить будет, разве что готов приобрести настоящую рыжую - в коллекцию, в музей почти, чтобы сдувать с нее пылинки и никому-никому не показывать свое сокровище. Еще какую-то чушь. Она рассказала опять про тот пароходик на зеленой волне и не рассказала, кем работает.
И на следующий вечер позвонил. И через вечер. Вздыхал, ждал, когда уже можно будет встретиться, а она время использовала с толком - после оружия мыла руки, поправляла маникюр, накручивала волосы, залепляла лицо масками и муссами, пила свежевыжатый сок и бегала по утрам вокруг дома.
В последний день задания чуть с ума не сошла, отмеряя часы, минуты, секунды до свободы и отпуска. Кафе "Ладико" в центре, уютный полумрак, хорошие кондиционеры и обалденный кофе.
Все сделала, побежала менять джинсы на юбку, кроссовки на босоножки, красить ресницы. Он позвонил еще раз и сказал, что ведьмочка опаздывает на шабаш. Ну что, если клиент попался такой медлительный?.. Сломала каблук, едва на заплакала, пришлось возвращаться и терять еще пятнадцать драгоценных минут и пятнадцать секунд. На дворе в детской песочнице возились клопыши с совочками и ведерками, бабульки с собачками рассуждали о жизни, солнце жарило как ненормальное. Небо улыбалось.
Ее ждали и не называли ни стервой, ни чудовищем, и дыры закрывать тоже не просили. И его точно не начальство отправило. И никакой он не агент, а всего лишь художник. Подожди еще пять минуток, мой хороший, пять минуток и пять лет до окончания моего контракта, а потом мы уплывем на остров, где больше никого не будет, и никто нас больше не потревожит. Ты будешь рисовать море, я буду учиться готовить моллюсков. Погоди, мой хороший.
Дороги оказались почти пустые, от жары асфальт пах кисло и густо, поднимался от него парок. Машин было мало, все вялые, светофор тоже вялый, едва мигал, "зебра" давно смазалась, мальчонка в белой кепочке в одном кулаке зажимал мятую "десятку", в другом мороженое. Пританцовывал у обочины в ожидании. Мороженое капало на шорты, на счастливой мордахе пролег длинный белый след. Она подумала, что дети - это хорошо, что на острове можно будет завести одного-двух, но только никому не показывать, а то ими тоже начнут все затыкать.
Загорелся зеленый.
Художник ждал свою ведьмочку.
Мороженое таяло.
"Зебра" бледнела в палящем зное.
Ублюдок хлебнул водки, прежде чем сесть за руль. От ублюдка ушла "телка", он натурально озверел. Ублюдку было плевать на светофор и тающее в детской ладошке мороженое.
Мальчик ступил на "зебру". Красный "форд" вынырнул из-за угла. В кафе подавали обалденный кофе, играла "Ностальжи" и художник ждал.
Оставалось три секунды на решение. И еще четверть секунды на осознание. Она все просчитала. Даже пять лет контракта и пароходик в океане. Даже то, что "чудовищем" и "моральным уродом" ее называли пятьдесят один раз, а "ведьмочкой" - всего десять. Оттолкнула мальчишку и заткнула собой последнюю дырку в своей жизни. В конце концов, она только это и умела делать хорошо.
