Глава 9
Перевод "Форума Лавки Миров"
Переводчик lilith
Редакторы: Asgerd, Тея Янтарная
Вода
волнами лилась с меня – я стояла в ванной Айви, в коленях от жары
пульсировало. Из-за влажности зеркало запотело. Маталина, сидя на
вешалке для полотенец, сыпала желтую пыльцу, чтобы сохранить свои крылья
сухими. Пушистое черное полотенце Айви мягко коснулось моей красной,
поцарапанной кожи, и я неуклюже попыталась пальцами ног вытащить из
ванны пробку, но вскоре сдалась и потянулась рукой, чувствуя, как мышцы
протестующе напряглись. Я отмокала достаточно долго, чтобы промыть между
пальцами ног и дважды вымыть голову. И осталась бы здесь еще немного,
если бы не была так голодна.
Голос Ника слабо доносился до меня
сквозь стены. Губы Маталины сжимались, она прислушивалась к их беседе,
но для меня голоса были слишком нечеткими. Мне не хотелось разговаривать
с ним или с Пирсом, и я надеялась прошмыгнуть в свою комнату
незамеченной.
Ник стал нежеланным гостем у нас с того момента, как
вызвал меня сразу после наступления темноты, что очень не нравилось
Айви. Дженкс хотел отдать Ника Алу, принципиально считая его мерзавцем. Я
сомневалась, что Айви скажет что-нибудь против этого, если я соглашусь с
ним, но я не хотела отдавать Ника Алу. После этого я не смогу жить в
мире с собой. Кроме того, моя безопасность будет длиться ровно до того
момента, как Ковен не найдет еще кого-нибудь, знающего имя вызова Ала.
Что мне нужно, так это вернуть мое собственное имя.
Я вздохнула,
когда полотенце нашло каждую царапину и ссадину на теле, и мой взгляд
упал на уродливые парусиновые кеды без шнурков, стоящие рядом с
унитазом. Я не могла не задуматься, кому достались мои ботинки, джинсы,
белье… моя красная кожаная куртка, испачканная в клубнике. Все это
исчезло.
Маталина улыбнулась мне с вешалки для полотенец.
–
Рэйчел, ты выглядишь нормально, – сказала она, и я встретилась с ней
глазами, думая, что я, должно быть, выгляжу ужасно, если она решила, что
я вздыхала по этому поводу. Женщина казалась восемнадцатилетней, но у
них с Дженксом было уже сорок с лишним детей, и она приближалась к концу
своей жизни. Так мне сказал Дженкс. Она казалась ужасно живой для того,
кто должен был лежать на смертном одре. И присутствие Джакса, должно
быть, имело некоторое отношение к этому. А я переживала по поводу того,
кому же досталось мое нижнее белье?
– Я выхожу из ванной, – сказала
я, прислушиваясь к пульсу и чувствуя себя усталой. Маталина что-то
вязала из клубка ниток, которые, наверное, были спрядены из крашенной
паучьей паутины. – Почему бы тебе не поговорить с Джаксом?
– Потому что я зла на него за то, что он сбежал с вором, наполовину подготовившись, – сказала она неодобрительно.
Выражение
ее лица было агрессивным, и я задумалась, что же злило ее больше – то,
что Джакс сбежал с вором, или то, что он не закончил подготовку.
Почувствовав вину, я осторожно потерла рубцы на своих запястьях.
Маталина никогда не простит себя, если ее старший сын снова покинет ее
прежде, чем она найдет в себе силы поговорить с ним.
Я взглянула на
Маталину, ведущую наблюдение, но не за мной, и присела на бортик ванны,
стараясь вытереть ноги – этот момент напомнил мне о моих первых
нескольких ночах, проведенных в церкви. Маталина присматривала за мной
всю ночь, когда Ал почти вырвал мне горло. Многое случилось с того
времени - вещи, сделавшие из врагов союзников, а из союзников врагов. Но
Маталина не изменилась, она и ее семья были островком нормальности в
хаосе моей жизни. Я была рада, что она хорошо выглядит.
– Лети, поговори с Джаксом, – мягко сказала я, и женщина вздохнула так громко, что я услышала.
–
Я поговорю, – пообещала она. – Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее
на обиды. Особенно, если это связано с семьей, которую ты не надеялась
больше увидеть, – она продолжала вязать, улыбаясь. – Он любит тебя,
знаешь ли.
– Джакс? – удивленно спросила я.
– Гордиан Пирс! – воскликнула она, поднимая голову. – Это видно по его глазам.
Забавно.
Единственной вещью, которую я видела в его глазах, были проблемы. Сняв
полотенце с волос, я подошла к зеркалу и, морщась, протерла его. Я
никогда не смогу разобраться в этой путанице. Никогда.
– Пирс был
моей детской влюбленностью, тогда я была молодой и глупой, и думала, что
импульсивные, опасные мужчины – главное блюдо дня, а вовсе не опасные
ловушки, как оказалось на самом деле.
Маталина фыркнула. Пикси
просто невыносимы, когда дело касалется взаимоотношений. Джи, старшая
дочь Маталины, получила свой сад и вышла замуж прошлым летом – и все,
казалось, были довольны этим.
– Живя с Дженксом, я просто уверена в
этом, – сказала она, и любящая улыбка стерла признаки усталости с ее
лица. – Ты просто слишком все усложняешь.
Я одарила ее кривым взглядом, распыляя спрей на волосы, и она добавила.
–
Заставляет ли Пирс твое сердце биться чаще? А Маршал? Ник? Кистен,
благослови боже его бессмертную душу? Я имею в виду, действительно
биться?
Мне не хотелось думать об этом, потому что я чувствовала себя проституткой.
– Да. Они все. Заставляют биться, я имею в виду.
Женщина-пикси нахмурилась.
– Тогда ты в беде, Рэйчел.
Как будто я не в курсе.
Подтянув
полотенце выше, я направилась к двери, прислушавшись на мгновение,
прежде чем открыть ее. Более прохладный, сухой воздух проник внутрь, и я
нетерпеливо посмотрела сначала на кухню, видневшуюся за гостиной, и
потом ближе на открытую дверь своей комнаты. В задней части церкви я
слышала Пирса и Ника, «обсуждающих» некоторые вещи.
Чувствуя боль в
коленях, я совершила марш-бросок, а Маталина летела впереди меня,
отгоняя своих детей с моего пути. Затаив дыхание, я беззвучно закрыла
дверь и облокотилась на нее спиной.
– Спасибо, – прошептала я почтенной женщине-пикси. – Но со мной все в порядке. Правда. Лети, поговори с Джаксом.
Но она только метнулась к узкому каменному подоконнику под витражным окном и села так, чтобы было удобно следить за опасностью.
Мои
плечи опустились, и я взглянула на брошь Вивиан, лежащую на моем
комоде. Я забыла о Ковене. Мне бы повезло, если Вивиан случайно
натолкнулась на меня. Я была уверена, что она все еще здесь, «готовая
взять на себя просчитанный риск».
Посылка от мамы находилась на
комоде, флаконы духов были аккуратно составлены на крышке моей
музыкальной шкатулки, и я задалась вопросом, не Айви ли переставила их
туда. Моя мать присылала мне вещи в течение последних нескольких
месяцев, потому что продолжала их находить. На прошлой неделе это была
полная коллекция книг о Нэнси Дрю. Айви забрала их у меня, чтобы отдать,
по-видимому, молодым писателям в больнице. Как только я поняла, что
последние пять лет спокойно обходилась без нее, я поняла, что
действительно в ней не нуждаюсь. Все это было дорого моей матери, и тем
не менее, я не особо понимала, почему она решила, что я не смогу без них
жить.
Игнорируя посылку размером с коробку для обуви, я открыла
верхний ящик комода, чтобы достать пару носков и черное кружевное нижнее
белье, которое я не носила с того момента, как мы с Маршалом
расстались. Вчерашний день я провела в тюрьме, и мне хотелось
почувствовать себя красивой, черт возьми. Скользнув в белье, я сняла
полотенце и натянула кофту через влажную голову. Потом взяла джинсы, с
прошлого солнцестояния ставшие слишком тесными для того, чтобы носить их
комфортно. Я ничего не ела двадцать четыре часа, и они могли налезть.
Молния пошла вверх с удовлетворяющей легкостью, и я улыбнулась. Я бы не
стала рекомендовать тюремную пищу в качестве средства для похудения, но
если мой вес уменьшился, я жаловаться не буду.
Держа носки в руке, я
села на свою кровать и медленно выдохнула. Надевать их будет больно. А
перекрасить ногти на ногах будет еще тяжелее. Может, Айви поможет мне с
этим.
Крылья Маталины предупреждающе застрекотали. Адреналин резко подскочил, но она смотрела на дверь, а не на окно.
– Рэйчел? – позвала Айви. – Я сделала тебе сэндвич. Ты одета?
Бог
есть, и он добр ко мне. Мой желудок заурчал, и я почувствовала себя в
десять раз голодней. Я больше не слышала голоса Ника, но чтобы
кто-нибудь уходил, я тоже не заметила. Все также сидя на кровати с
носками в руке, я закричала.
– Заходи!
Айви вошла с опущенной головой, держа тарелку с двумя сэндвичами и миску сырных крекеров.
–
Я сделала два, – сказала она, ее серый шелковистый голос был наполнен
мягким состраданием, она подняла взгляд, ногой закрыв за собой дверь. –
Выглядишь голодной.
Я настороженно посмотрела на сэндвичи с тунцом.
– Там нет бримстона?
Ее спокойные карие глаза встретились с моими, но в них был только намек на сдержанное веселье.
– Нет. Но я могу принести тебе немного печенья, если тебе хочется.
Отрицательно
качнув головой, я бросила носки и потянулась к тарелке. Раньше я уже
ела печенье Айви. С добавкой в виде лечебного Бримстона. Он обострял
голод и ускорял метаболизм. Как раз то, что нужно при большой потере
крови, но сейчас у меня были синяки, а не кровопотеря.
– Нет спасибо, – усмехнувшись, сказала я. – Хочу поспать сегодня.
Но когда она опустилась в ногах моей кровати, я моргнула. Она остается?
Маталина взлетела, ее стрекозиные крылья непривычно сильно зашумели.
–
Айви, если ты поговоришь с Рэйчел некоторое время, то я выскочу на
минутку, чтобы посмотреть, не требуется ли Дженксу что-нибудь.
О, я поняла.
Айви улыбнулась сжатыми губами и поставила миску с крекерами рядом с маминой посылкой.
– Он на кухне с Джаксом.
– Спасибо.
Маталина положила рядом свое вязание и вылетела под дверь.
Я
не была в восторге от того, что каждый пытался за мной присматривать,
но если это могло дать Маталине шанс поговорить с Джаксом, то я
справлюсь с этим. Усевшись в изголовье, я вытянула ноги и поставила
тарелку на колени.
– Ник все еще здесь? – спросила я, откусывая кусочек сэндвича с тунцом.
Резкий вкус майонеза коснулся моего языка, и я поняла, что не могу жевать пищу настолько быстро, насколько мне хочется.
– Очень вкусно, – пробормотала я с набитым ртом. – Спасибо.
– Пирс разговаривает с ним.
Ее взгляд был устремлен на мои духи.
Большую часть из них она подарила мне в нашей химической войне против ее инстинктов.
– Он попросил меня уйти. Сказал, что им надо обсудить их «джентльменские» дела.
– О, неужели? – сэндвич был невероятно вкусным, и я заставила себя жевать помедленнее.
– Я думаю, Пирс пытается выяснить, действительно ли вы расстались, – сказала Айви.
Мои глаза закатились, и я проглотила кусок.
–
Расстались? Ему что, нужна неоновая вывеска об этом? – спросила я, но
внутри, почувствовала раздражение. Расставание с Ником вовсе не
означает, что я стала свободна для Пирса.
– Ты уверена, что в порядке? – спросила Айви, и я кивнула, мой рот вновь был полон.
–
До того времени, как они найдут еще кого-то, знающего имя вызова Ала, –
поправила я, запуская пальцы в миску с крекерами. Мои мысли вернулись к
Алу, сказавшему мне, что завершит нашу сделку – и даже научит меня
прыгать по линиям – если я скажу ему, кто продал меня Ковену. Забавно,
как меняются вещи, когда дело касается моих знакомых. Множество людей
знает имя вызова Ала, и какой человек, вызывающий демонов, не продаст
час работы за амнистию? Но если я отдам Ника Алу, тогда совет будет
прав, и я демон, торгующий человеческой плотью.
Айви взяла миску, и,
выхватив несколько крекеров оттуда, я откинула голову назад и положила
их в рот, тайком бросив на нее взгляд и гадая, не пришла ли она сюда,
чтобы убедить меня отдать Ника демону и покончить с этим.
– Я всегда
хотела попасть на Западное побережье, – сказала я, не желая, чтобы она
поднимала эту тему. – Эй, я не рассказывала тебе, что каталась там на
лодке? Я видела мост и все такое. Путь был короче, чем тогда, в Макино.
Напротив Алькатраса есть большая шоколадная фабрика. А по пути мы
разговаривали о жестоких и необычных наказаниях.
Айви не слушала, ее глаза застыли на посылке, которую прислала моя мать.
– Когда она пришла? – спросила я, пытаясь вытащить кусочки крекера, застрявшие между зубами.
Поерзав на моей кровати, она вспыхнула, глядя куда угодно, кроме посылки.
– Когда ты уезжала.
Уезжала,
а не была в тюрьме. Я оценила это. Смахнув с себя крошки, я потянулась
за оставшимся сэндвичем. Айви помолчала, а потом спросила:
– Ты не хочешь открыть ее?
Я улыбнулась с набитым ртом и пошевелила пальцами. Она хуже Дженкса.
Айви
оказалась на ногах с необычайной быстротой, и я положила оставшуюся
половину сэндвича обратно, чтобы подтянуть колени так плотно, как только
было можно. Через стену до нас доносился приглушенный мужской спор, но
мы игнорировали его, Айви подсела ближе, так, будто сейчас было
Рождество.
Коробка была легкой и пыльной на вид, словно ее только что
достали с маминого чердака, сразу же положили в движущийся с запада
фургон, а потом в почтовом грузовике доставили мне. Предыдущие две
коробки были точно такими же.
– Я, правда, сомневаюсь, что здесь еще
одна Нэнси Дрю, – сказала я ей, беря нож, который она мне протягивала.
Черт возьми, она даже нож принесла с собой, чтобы разрезать скотч.
– Может быть, – отозвалась Айви. – Пятьдесят второй том еще не приходил.
Боже
мой. Айви уже почти превратилась в фанатку Нэнси Дрю! Должно быть, те
книги так и не дошли до молодых писателей – она просто сложила их под
кровать. Развеселившись, я положила нож на комод и улыбнулась при виде
нетерпеливого выражения ее лица. Ее руки осмотрительно лежали на
коленях, напряженные. Я бы могла дразнить Айви и дальше, но ее
счастливые эмоции слишком ценны для меня. Она почти вздохнула, когда я
открыла крышку и заглянула внутрь.
– О, вещи из моего лагеря! – воскликнула я, вытаскивая рукописную записку матери и разглядывая лежащие под ней безделушки.
– О, смотри! – сказала Айви, просветлев. – Там есть книга!
Я оторвала взгляд от маминого письма и усмехнулась, она потянулась к пятьдесят второму тому Нэнси Дрю.
– Ты уже открывала ее, не так ли!
Айви не смотрела на меня.
– Не смеши меня. Зачем мне открывать твою почту?
– Ммм-ммм.
«Привет,
Рэйчел, – прочитала я, в то время как она просматривала страницы с
загнутыми уголками так, словно это была пропавшая книга из библии. – Я
нашла это во время переезда к Дональду. Я могла либо выбросить это, либо
отправить тебе. Скучаю по тебе, мама».
Отложив письмо в сторону, я
улыбнулась. Большая часть того, что она присылала мне, было барахлом, но
это…Я посмотрела в коробку. Хорошо, это тоже было барахлом, но это
барахло было моим.
– Посмотри-ка на это, – сказала я, доставая
кривобокий глиняный шар, раскрашенный в яркие цвета. – Я сделала ее для
отца. Это держатель для дудки.
Айви оторвалась от книги.
– Ну, раз ты так говоришь.
Мои пальцы вжались во вмятины, которые я сделала, когда мне было двенадцать лет. Они были очень маленькими.
–
Я думаю, это было единственной причиной, по которой у него была дудка, –
сказала я, кладя его обратно в коробку. Альбома с засохшими цветами я
даже не помнила, но каракули на страницах были точно моими. Там лежал
значок хибары, в которой я жила, с проставленной датой и покрытый
радужными наклейками. Пара пыльных сандалий, лежащих поверх всего этого,
были настолько малы, что стало страшно.
– Сколько тебе тогда было лет? – спросила Айви, когда я вытащила их наружу.
–
Они выкинули меня оттуда, когда мне было двенадцать, – сказала я,
вспыхнув. Там не было весело. Я забросила Трента на дерево взрывом
лей-линейной энергии за то, что он дразнил Жасмин. Я думаю, они решили,
что если я справилась с этим достаточно хорошо, то умирать не собираюсь и
должна освободить место для тех, кто собирается. Трент заслужил то, что
произошло. Мне кажется. Они довольно долго добавляли в воду вещества,
блокирующие память, и я ни в чем не была уверена.
Я улыбнулась,
увидев пару раковин пресноводных моллюсков, из которых мы с Жасмин
собирались сделать сережки. Синее перо сойки. Вещи, не имеющие значения
ни для кого, кроме меня.
– Что это?
Она держала кажущийся старинным кривой металлический крюк, и я потянулась к нему, мое лицо горело.
–
А, это крючок для чистки копыт, – сказала я, чувствуя его вес в ладони и
ощущая грусть из-за тревожного чувства волнения и вины. Брови Айви
поднялись, и я добавила:
– Там были лошади, и нам приходилось чистить им копыта, прежде чем взять их на прогулку. Для этого он и был нужен.
Это был действительно необычный инструмент, с инкрустированной деревянной ручкой и серебряным крючком.
Склонив голову на бок, Айви откинулась назад и посмотрела на меня.
– Почему твой пульс только что ускорился?
Скривившись, я положила инструмент обратно в коробку.
– Он принадлежал Тренту. По крайней мере, мне так кажется.
– И почему же твой пульс так подскочил? – вновь спросила она.
–
Потому, что я украла его! – сказала я, чувствуя, что начинаю
задыхаться. – Во всяком случае, мне так кажется. Я почти уверена, что
хотела его отдать… - пробормотала я смущенно. – Вот дерьмо, я даже не
помню, как он оказался у меня.
Айви странно улыбнулась. Я думаю, что Нэнси Дрю напоминала ей о ее собственной невинности.
– Ты украла у Трента его крюк для чистки копыт? Что это, какая-то традиция лагеря для ведьм?
– Наверное, я просто взяла его на время и забыла отдать, – сказала я, ощущая вину, пришедшую из неоткуда.
Я помнила, как запихивала его в карман с чувством оправдания. Трент был там… и он мне не нравился. Он был противным.
Айви снова взяла книгу.
– Неудивительно, что он не переносит тебя на дух. Ты же украла его вещь.
Разозлившись
и пытаясь не обращать внимания на чувство вины, шедшее из воспоминаний,
которые сохранились у меня не полностью, я закрыла коробку и отодвинула
ее в сторону.
– Это чувство взаимно, – сказала я, потянувшись за носками. – Трент лжец и манипулятор, и всегда таким был.
Она протянула мне книгу Нэнси Дрю и медленно выдохнула.
– Значит… ты считаешь, что вся ситуация с Ковеном – его рук дело? Думаешь, Трент рассказал им о тебе?
Я
посмотрела на обложку: вороватую позу Нэнси, держащую дощечку с
выгравированными на ней символами лей-линейной магии и разыскивающую
сокровища. Ох, если бы это было так просто.
– Я не знаю, – сказала я, мучаясь сомнениями и отдавая книгу обратно.
Айви
собственнически взяла ее, и я взглянула на закрытую коробку с
воспоминаниями. Мне хотелось злиться на Трента из-за Ковена, но что-то
внутри меня говорило «нет». Увидев вещи из лагеря… произошедшие события,
я поняла, что половины из них не помню. Блокаторы памяти затуманивали
факты, оставляя нетронутыми эмоции, и поскольку моя коллекция безделушек
затрагивала половину воспоминаний, я не могла сказать, была ли моя
злость на Трента из-за того, что он был мерзким мальчишкой в лагере, или
потому, что он был действительно плохим.
– Я больше не уверена в
этом, – сказала я наконец. – Это слишком рискованно для него, и есть
более простые способы испортить мне жизнь.
Айви издала тихий звук и
аккуратно положила потрепанную книгу Нэнси Дрю рядом с собой. Мне бы
очень хотелось верить в то, что он не говорил Ковену о моей способности
пробуждать демонскую магию, но я уже не была такой глупой. Гораздо проще
было поверить в то, что это было одним из его тщательно продуманных
планов. Проще – да, но умнее? Потому что, если не Трент донес им,
значит, донес кто-то другой, а я представления не имела, кто бы это мог
быть. Логика говорила, что это был он, но если бы я вела себя логично, я
бы давно сделала нашу фамилиарную связь активной и принудила бы его
быть со мной милым. Вместо этого я спасла его, сильно рискуя собой из-за
странного интуитивного предчувствия. И до сих пор я не могла понять
почему. Мой взгляд самопроизвольно опустился на коробку так, словно
ответ был где-то там.
– Почему бы тебе не воспользоваться чарами Пандоры и не выяснить это?
Я уставилась на Айви – я забыла, что они у меня есть.
– Ты думаешь, это было связано с лагерем?
– Он сказал, что может сделать тебе чары, если тебе захочется вспомнить лагерь или отца. Вот он и сделал.
– Ты сумасшедшая! – воскликнула я, но она покачала головой, улыбаясь.
Она указала глазами на закрытую коробку.
–
Вспомнишь ли ты причину или нет, но твое знакомство с Трентом длиться
уже очень давно. Я думаю, тебе стоит узнать, были ли твои предчувствия
на его счет основаны на реальных событиях или просто детской ссоре из-за
крючка для копыт. Ты так не считаешь?
Ну, когда она сказала об этом…
Со стороны гостиной позади меня донесся громкий мужской голос, в
котором звучала злость. Мой взгляд переместился на верхний ящик, где я
прятала чары Трента, и я подавила дрожь. Мне нужно было знать, можно ли
ему доверять, и не только по обычным делам, а на самом деле доверять
ему. Мне нужно было знать, почему, испытывая к нему отрицательные
чувства, я все же рисковала своей жизнью, чтобы спасти его никчемную
шкуру. Мне нужно было воспользоваться его чарами Пандоры.
Пульс у
меня застучал, я спустила ноги на пол и поморщилась от боли, когда мои
колени запротестовали. Если я намереваюсь сделать это, то лучше тогда,
когда все пикси шпионят за спором Ника и Пирса.
– Хорошо, но если это убьет меня, виновата будешь ты.
Подойдя к комоду, я открыла верхний ящик. Может, там были воспоминания о моем отце.
– Ммм… – запнулась Айви, и я оглянулась, ее глаза были расширены от любопытства.
– Я просто шучу, – сказала я. – Они же прошли проверку амулетом смертельных чар, помнишь?
– Я не об этом. Ты хранишь их в своем ящике для белья?
Я заколебалась, удивляясь своему смущению.
–
Ну а куда бы ты положила эльфийские чары? – спросила я, потом мои
пальцы коснулись мягкой, узловатой выпуклости завязанных узлом конских
волос длинной с браслет. Меня охватило волнение, и я вытащила чары
наружу.
Мы с Айви смотрели на безобидную на вид вещь. Узлы в моей
руке были жесткими, они были сплетены из волоса серебряного и черного
цветов. Они покалывали мне руку, как если бы сила просачивалась наружу.
Эльфийская магия. Дикая. Непредсказуемая. Боже, надеюсь, я не совершаю
ошибки. Их сплел Трент, и я не знала, насколько хорошими или плохими
были чары. Знание – сила. Нахмурившись, я дотронулась до первого узелка.
Незнание – счастье.
Но любопытство – даже если оно сгубило кошку –
взяло надо мной верх и с участившимся сердцебиением я подняла коробку с
кровати и села.
– Ты не уйдешь? – спросила я, чувствуя себя трусихой, и Айви покачала головой.
И с этим заверением я развязала первый из трех узелков.
Мои
влажные волосы, казалось, завились, и мое лицо нагрелось, когда
эльфийская магия прошла сквозь меня, принеся привкус дубовых листьев и
холодного осеннего воздуха.
– Ты в порядке?
Я кивнула.
– Эта магия забавно ощущается. Как оловянная фольга.
Айви
выдохнула, и кровать вздрогнула, когда она встала, скрестив руки на
груди. Это была необычная для нее демонстрация беспокойства, которое я
очень понимала. Набравшись смелости, я развязала второй узел. Мои мысли,
казалось, подпрыгнули, и дыхание ускорилось. Остановиться сейчас
означало разрушить чары, и я развязала третий узел, необычная усталость
делала мои пальцы неуклюжими. Я надеюсь, что не совершаю ошибку.
Дыхание
перехватило, я смотрела на Айви и будто бы проваливалась в себя, словно
Алиса в кроличью нору. Я знала, что сижу на своей кровати, но вокруг
уже пели птицы и раздавалось мягкое сопение лошадей. Двойственное
ощущение реальности и воспоминаний было ужасным, но разбуженные магией
воспоминания постепенно брали верх.
– Боже мой, Айви. Здесь так
тепло, – прошептала я с закрытыми глазами, отдавая себя во власть сна,
который был вовсе не сном, а памятью. Я ощущала себя маленькой, мягкость
моей постели превратилась в жесткий деревянный пол. Усталость подползла
ко мне, знакомая и ненавистная, проникая в мои кости, как яд. Мои
воспоминания разделились, и забыв все, что я знала до этого, я…
вспомнила.
Пульс застучал быстрее, меня уносило в детство, и я открыла глаза уже в тусклом свете конюшен лагеря.
Шмыгнув
носом, я сильнее сжалась на полу, глубоко вдыхая приторный запах
влажной соломы, лошадиного навоза и влажной кожи, и постаралась не
заплакать. Полный отстой. Популярность – полный отстой. Я думала, что
Жасмин ненавидит Трента, а оказывается, она влюбилась в него. Влюбилась!
Откуда мне было знать? Она же постоянно жаловалась на него.
Лошадь
переступила с ноги на ногу, и я зарылась глубже в угол, накрывшись с
головой синим одеялом, чтобы скрыться. Я никогда не видела того, кто бы
ездил на этом чудовищном коне, и он не возражал против моего вторжения. Я
была так зла. Мы с Жасмин никогда раньше не ругались, но когда я
выяснила, что она лгала мне по поводу того, куда она ходила, я не
выдержала. Она поехала на прогулку при луне с маленьким богатеньким
мальчишкой, оставив меня в одиночестве лежать на нижней полке нашей
двухъярусной кровати и слушать рассказы остальных про первый поцелуй,
хотя она знала, что у меня его еще ни разу не было. Она должна была быть
моей подругой!
Я задержала дыхание, сдерживая слезы, и обняла колени
руками. Во всем был виноват этот сопляк Трент. Чувствуя себя
несчастной, я перебирала свои шнурки, но сжалась, услышав звук шагов,
идущий от широких дверей конюшни. Я застыла, когда два человека прошли
мимо, разговаривая тихими голосами, их силуэты были скрыты высокими
стенами загона, в котором я сидела, но я могла точно сказать, что это
были дети, а не замаскированные специалисты лаборатории, прикидывающиеся
работниками лагеря и разыскивающие меня.
Конь надо мной заржал. Его уши встали торчком, и он свесил голову через ворота.
«Вот
дерьмо», – подумала я, узнав голос. Стэнли уже три дня был здесь, мучая
Трента, как обычно. Этот парень и в прошлом году был тут, ухитрившись
сделать так, что во второй же день после приезда Трент подвернул лодыжку
на состязании по ходьбе. В этом году во время гонок на каноэ он сломал
Тренту руку. Весло Стэнли с треском опустилось прямо на ее тыльную
часть, и Трент больше не смог участвовать. Стэнли не любил проигрывать. И
если Стэнли был в конюшне, значит, Трент был с ним.
Его голос был
слабым, но Стэнли все равно принялся петь «Песню о любви для вампира»,
изменяя слова на что-то соответствующе грубое, и мое дыхание
расслабилось, когда они направились в другое крыло конюшни – но уши коня
надо мной все еще стояли торчком.
– Эй, эй, Мистер Т. – донесся тихий голос и звон уздечки, и я замерла.
Трент?
Трент был здесь? Испугавшись, я приложила ладонь к своему горячему
лицу, глядя вперед, не видя ничего, кроме его макушки. Конь фыркнул, и
голос Трента изменился, слова превратились в нечленораздельное тихое
пение. Песня была красивой, и я напряглась еще больше, пытаясь разобрать
слова. Слова звучали так, словно были на другом языке, и хотя я
ненавидела его за то, что он нравился Жасмин, я не могла не думать, что
пел он красиво.
Его темно-желтая голова мелькнула над воротами
загона, давая мне возможность увидеть его светлую кожу и зеленые глаза.
Он не видел меня, и я смотрела на его лицо, свободное от презрения,
которым он обычно обливал меня. Глаза Трента были довольными и
сверкающими, и он улыбался. Его белые волосы торчали в беспорядке, и
было видно его уши. Трент никогда не показывал свои уши – он всегда
расчесывал свои красивые волосы так, чтобы закрывать их. Он был худой,
долговязый и почти пел коню, поглаживая его по ушам и скармливая
угощение.
Почувствовав мой взгляд, он внезапно поднял на меня глаза.
Его прекрасный голос тут же стих. Губы сжались, и глаза приняли враждебное выражение. Фыркнув, лошадь отступила от него.
–
Что ты здесь делаешь? – резко спросил он, его лицо стремительно
краснело. – Уходи. Тебя даже быть здесь не должно, потому что конюхов
нет.
– Как и тебя, – сказала я, взбираясь вверх, и прижала к себе попону, отступая к стене.
Мое
сердце колотилось, он отпер створку ворот, раскрыл ее и подпер за
собой, сделав это неуклюже из-за сильного рывка. Держу пари, Стэнли
сломал Тренту руку так, чтобы убрать помеху в его лице на оставшуюся
часть лета. Что за деревенщина.
На Тренте были новые джинсы и только
что купленные сапоги для верховой езды. Я подумала о своих грязных
кроссовках и покраснела. Трент был богат. Его отец владел всем лагерем.
Каждый знал об этом.
– Они ищут тебя, – сказал он, издеваясь надо мной. – У тебя будут большие неприятности.
Конь
вскинул голову, беспокойно переступая ногами между нами, и я положила
на него руку, напоминая ему, чтобы не наступил на меня.
– Я буду сидеть здесь, если захочу, – сказала я, вздернув подбородок.
Светлые брови Трента сошлись на переносице, но когда лошадь фыркнула и прижала уши, он отвернулся, успокаивая животное.
– Это моя лошадь, – сказал он самоуверенно.
Длина его руки не позволяла ему с удобством снять с лошади недоуздок, но животное вело себя достаточно послушно.
– Я не вижу на нем твоего имени, – сказала я, и вспыхнула, когда Трент указал на доску позади меня.
– О, – сказала я, отходя.
Хорошо.
Это была его лошадь. Должно быть, чертовски приятно иметь не только
собственного коня, но и быть достаточно богатым, чтобы его привезли тебе
в летний лагерь на грузовике.
Лошадь дернула ушами, и с другого крыла конюшни раздался голос Стэнли.
–
Тебя нужно еще немного побить, ленивая задница? Сделать захват? Дать
пинка? Или чудо-мальчик думает, что справится одной рукой?
Испугавшись, я отступила назад. Трент был надоедливым отродьем. Стэнли же был настоящим хулиганом с мерзким характером.
Выражение лица у Трента стало кислым. Глядя на меня, он закричал:
– Я зубами могу оседлать лошадь быстрее, чем ты обеими руками. Увидимся на улице.
Я
тяжело сглотнула, не заботясь о том, что Трент поймет, как я боюсь
Стэнли. Чувство благодарности заставило меня оттолкнуться от стены. Мои
глаза упали на его сломанную руку.
– Ты в порядке?
Дотянувшись до высокой полки, Трент достал крючок для чистки копыт с деревянной ручкой и сунул его в задний карман.
– А почему тебя это заботит?
–
А я никогда и не говорила, что меня это заботит, – сказала я, скрестив
руки на груди. Я хотела выйти, но он стоял на моем пути.
Трент посмотрел на меня.
– Ты плакса. Ты опять недавно плакала. У тебя глаза красные.
Я провела тыльной стороной руки по лицу. Он тоже знал, почему я плакала – вот выродок.
– Ну и что? Мне двенадцать. А у тебя какое оправдание?
Он отошел от ворот, и я пулей выскочила наружу, оставив их открытыми,
поскольку он тоже выходил из загона, его лошадь громко цокала копытами
следом за ним.
– Я думал, ты в восьмом классе, – пробормотал он озадаченно.
На расстоянии тридцати футов на землю падал яркий квадрат солнечного света, привлекая меня, но я осталась в прохладной тени.
–
Так и есть, – сказала я, держась за локоть и неловко переминаясь. – Я
пропустила несколько классов. Домашнее обучение. Ну ты знаешь…болезнь и
все такое. В следующем месяце мне будет тринадцать.
Мне будет
тринадцать, а я тупее, чем камень. Я знала, почему Жасмин влюбилась в
него. Он был богат, симпатичен, и у него есть собственная лошадь. Но
если ты настолько не уверен в себе, что причиняешь боль своим друзьям –
ты просто глуп.
Трент не потрудился привязать повод лошади к столбу,
как нас учили, и я заметила, что, проверяя копыта мерина, он постоянно
поправлял крючок в кармане, вместо того, чтобы отложить его в сторону.
Отпустив последнюю ногу, Трент посмотрел на подставку с уздечкой и
качнул поводья от лошади в мою сторону.
– Подержи его, – приказал он отрывисто, и я отступила на шаг назад.
– Я тебе не слуга, – сказала я, разозлившись. – Взнуздывай его сам.
Пальцы Трента конвульсивно дернулись.
– Я не буду привязывать его, пока ты стоишь рядом, – сказал он мягко, но твердо. – Подержи повод, а я надену уздечку.
– Нет! – воскликнула я, обняв себя руками и отказываясь взять повод.
Он сжал челюсть, разозлившись из-за того, что я не делала так, как он говорит.
– Я сказал тебе, подержи повод!
Трент
подошел, схватил меня за запястье здоровой рукой и дернул, вытаскивая
одну руку, спрятанную под другой. Его хватка была жесткой, и я
взвизгнула, задыхаясь, когда волна покалывающей энергии лей-линии
проскользнула между нами.
– Эй! – закричала я, отскакивая, и его пальцы разжались.
–
Мне хотелось узнать, сколько ты сможешь удержать, – сказал он
самодовольно. – Мой отец говорит – ты опасная, но я видел кошек, которые
могли удержать больше, чем ты.
– Ах ты, маленький гавнюк! Ты сделал это специально! – потом мои глаза распахнулись. – Святая корова! Да ты колдун!
– Я не колдун, – поспешно ответил он, словно понял, что сделал ошибку. – Я лучше, чем дрянная маленькая ведьма вроде тебя.
Мой рот раскрылся, я ужасно разозлилась.
–
Что ты имеешь в виду под дрянной маленькой ведьмой?! Ты думаешь, что
так крут? Если ты не колдун, значит ты ничто – зловонный маленький
человечишка!
Он посмотрел на меня, испытывая почти облегчение.
– И все равно я лучше тебя, – сказал он, его щеки покрылись румянцем. – Быстрее.
– Я же болею, ты идиот!
–
Держу пари, что ты даже не слышишь колокол, звонящий из лагеря, –
добавил он. Мой гнев чуть ослаб, и я прислушалась, гадая, не сочиняет ли
он.
– Держу пари, ты также не чувствуешь запах пекущегося хлеба, –
сказал Трент, доверчиво оставив лошадь рядом со мной, и направился за
уздечкой.
– Ты так слепа, что я мог бы проникнуть прямо в твою хижину и снять кольцо с твоего пальца так, что ты даже не заметишь.
–
У меня нет кольца, Эйнштейн, – сказала я высокомерно. – И держу пари,
что смогу вытащить крючок из твоего кармана так, что ты даже не
почувствуешь. И что смогу удержать больше Безвременья, чем ты!
Пульс застучал быстрее, и я почувствовала, что задыхаюсь.
–
И я не буду держать твою вонючую лошадь, – добавила я, чувствуя
головокружение. – Да я бы не поехала на твоей кляче, даже если бы она
была последним животным на земле!
В глазах у меня помутнело, и я
замолчала, радуясь уже тому, что могу стоять с прямыми коленями и просто
дышать несколько мгновений. Дерьмо, мне не хотелось отключиться прямо
перед Трентом.
– Да? – сказал Трент, стоя спиной ко мне. Он почистил
лошадь и положил на нее подушку для езды без седла. – Да он тебе и не
позволит. Он не любит ведьм.
– Держу пари, позволит, – пробормотала
я, чувствуя, как сердце замедляется. – Он пустил меня в стойло, понял?
Он не такой буйный, как, впрочем, и ты. Ты слабак, – сказала я, желая
сделать ему больно. – Почему ты позволяешь Стэнли так издеваться над
собой? Все, что тебе требуется, – это разок подраться с ним, и он
перестанет приставать к тебе каждый год.
Трент залился ярко-красным
румянцем, отчего его волосы стали выделяться еще больше. Глядя на коня,
он проигнорировал мои слова, но я знала, что ударила в больное место.
Так ему и надо, избалованному мальчишке. И пока я надменно смотрела,
приподняв бедро, он возился с удилами, ему нужна была вторая рука, чтобы
придерживать дергающегося коня. Справиться с этим было трудно, и коню
это не нравилось, он мотал головой и переступал ногами.
Трент все
еще ничего не сказал, и, чувствуя себя плохо из-за комментария по поводу
Стэнли, я подошла ближе. Навряд ли в таком состоянии он сможет надеть
на него удила.
– Давай я надену, – мягко предложила я, и его челюсти сжались.
–
Мне не нужна твоя помощь, – сказал он и выругался, когда конь уперся,
мотая головой и двигаясь к засову. Бросив удила на пол, Трент постарался
удержать своего коня и не дать ему вернуться в свое стойло.
Я присела, подбирая удила прежде, чем лошадь наступит на них.
–
В чем проблема? – спросила я. – Я знаю, что ты не сможешь надеть удила
самостоятельно. Давай я это сделаю. Если только ты не хочешь, чтобы тебе
помог Стэ-э-эн-ли-ли-ли? – протянула я его имя так, чтобы сделать
девчачьим.
Трент положил руку на шею лошади, и животное успокоилось,
застыв в забавной позе и смешно подергивая ушами – он посмотрел на меня
и на удила.
– Думаешь, у тебя получится? – сказал он едко. – Ну,
давай, попробуй. И не приходи потом ко мне плакаться, если он откусит
тебе пальцы.
Я взглянула на Трента, почти ожидая, что он ущипнет
собственную лошадь, лишь бы доказать, что я не смогу этого сделать. Я
взнуздывала свою лошадь каждый раз, когда собиралась покататься. Это был
мой третий год здесь, и хотя я не была специалистом в этом, на хорошую
лошадь удила я надевала без проблем. Воркуя и разговаривая с конем,
чтобы его отвлечь, я вставила кусок металла между его больших
же
Источник: http://www.lavkamirov.com/cgi-bin/forums/lavka/YaBB.pl?num=1281707183 |
