Глава 19

И снова восхитительное ощущение полёта. Мне кажется, что я парю, зависнув в пространстве. Больше нет ни страха, ни боли, только обволакивающее тепло, несущее чувство защищённости…

Я наслаждаюсь свободным падением… но оно не может длиться вечно. Это понимание приходит вместе с неописуемым ужасом, и за какие-то доли мгновения до…

…"Нет!" – полный отчаяния вопль эхом отдаётся в моей голове.

Влажный хруст – единожды услышав этот звук, уже никогда его не забудешь… обычно вслед за ним приходит адская боль… или тошнота, если его источником стало чужое тело…

Мне уже не больно. Я плыву в небытие, мерно покачиваясь на тёплых волнах беспамятства. Совсем не больно. Ни капельки.

Мелькающие вспышки – совсем как те, что озаряют потолок купе на железнодорожных переездах… и мне мерещится перестук колёс. Люблю поезда…

"…Внутреннее кровотечение…"

"…операционную…" – не мешайте своими криками, мне так хорошо – "…бригаду…"

Вспышка яркого, слепящего света. Он словно проникает в меня, растворяя моё тело, делая его невесомым… Он настойчиво манит меня ввысь… Луч света затягивает меня, унося к своему источнику… Мне так тепло и спокойно…

Какой противный писк! Кто-нибудь, выключите его! На периферии подрагивают прозрачные белые силуэты. Кто это? Ангелы? "Возьмёте меня? Я хорошая, хотя и поступала так глупо…"

На меня наваливается густая, вязкая темнота. "Нет-нет-нет-нет-нет! Я хочу к свету! Верните свет!.."

…Господи, как больно! Волна тошноты выворачивает меня наизнанку. Чьи-то руки придерживают меня за плечи, не давая мне выпасть с кровати. Кровати?..

…Моя голова… она сейчас лопнет… Кто-нибудь, сделайте хоть что-нибудь! Не могу больше терпеть! Во рту стоит отвратительный привкус желчи, а меня сотрясают новые позывы…

…Вся голова – один сплошной очаг пульсирующей боли. Тело ноет… что со мной? Где я, и как я здесь оказалась? Почему так больно?

…Что-то влажное и прохладное касается моего лба. Пытаюсь открыть глаза – левый заплыл, и веки не разлипаются. А правый… Правый показывает мутную пелену с более светлыми и тёмными участками. Мне страшно. Что, если я уже никогда ничего не увижу?

Охваченная ужасом, я пытаюсь подняться. Низ живота пронзает болью. Ему вторит затылок, затапливая сознание жгучими волнами…

Воздух с шипением втягивается сквозь стиснутые зубы. К горлу подступает тошнота. Мамочка! Мне так больно! Где ты?!

Откидываюсь на подушку, шипя от боли. Чья-то ладонь ласково гладит меня по волосам, по плечу… Пытаясь дотянуться до неё, неловко дёргаю рукой и чувствую, как сместилась игла катетера в вене. Неприятно. Прохладные пальцы поправляют венфлон и снова начинают перебирать пряди моих волос.

Почему подушка такая горячая? Как неудобно лежать! Попытка перевернуться на бок отзывается внутри новым всплеском боли. И снова наползает темнота.

…"Промедол – пока отменяем…" – мужской голос, спокойный и уверенный, проникает в моё сознание. Наверное, это – мой лечащий врач… Догадка парализует мои мысли. Я в больнице…

"Где моя мама?" – пытаюсь прошептать я, но язык отказывается шевелиться, равно как и пересохшие губы.

"Состояние стабилизировалось… но жар… бред… и…"

…На этот раз мне удалось одержать победу – я приоткрыла оба глаза. Я вижу! И пусть картина сильно смазана, но я вижу! Небольшая комнатка со светлыми стенами и потолком. Окно задёрнуто шторой, на тумбочке у изголовья – ночник. То, что находится в ногах кровати, я различаю уже совсем смутно. Кажется, там кто-то сидит. "Мам?" – силуэт сменил позу. Встаёт. Мужчина?..

Меня будит яркий свет. Кто-то хозяйничает в моей палате. Долго моргаю и пытаюсь приспособиться к освещению. Наконец, мне удаётся разглядеть невысокую молодую женщину в белом халате. Она со звяканьем что-то раскладывает на металлическом столике. Обернувшись, она замечает, что я смотрю на неё. Её пристальный взгляд внимательно изучает моё лицо, после она улыбается и подходит к изголовью кровати:

– С возвращением. Как зовут тебя, помнишь?

– Алиса. – И язык, и губы уже слушаются меня. Замечательно.

– Видишь меня хорошо?

– Относительно. А…

– Да?

– Где моя мама? И сколько я здесь?.. И что со мной?

– Мама твоя в комнате отдыха. К тебе никого не пускали, пока ты была без сознания. Если врач разрешит – я позову её сюда, – она направляется к двери.

– Подождите… Сколько?..

– Сейчас идут шестые сутки, как ты у нас…

– Как?! Позовите маму, пожалуйста… А… Можно мне сесть?

– Давай, я тебе помогу, – она подкладывает мне под плечи подушку, устаивая меня в полулежащем положении. Дыхание перехватывает. Фоновая пульсация в голове превращается в жёсткие толчки, вызывающие тошноту. Ноет низ живота, ломит рёбра. Только сейчас я обращаю внимание на то, что всю мою левую руку покрывает гипс – от кончиков пальцев и до самого локтя. – Подожди немного, я сейчас вернусь, – и, прежде чем я успеваю опомниться, она оказывается за дверью.

Мне страшно. Почти неделя! Я здесь лежу почти неделю! Ступор. "Неделя, неделя", – крутится в моей голове. Этот замкнутый круг разрывает доносящийся из коридора звук быстрых шагов. Мгновение спустя дверь распахивается, и в палату буквально врывается мама.

– Доченька!

– Мама! – По щеке катятся слёзы. Оказавшись возле моей кровати, она падает на колени, дрожащими руками смахивая слезинки с моего лица…

– Доченька, что они с тобой сделали… – Всхлипывая, повторяет она.

***

В голове не укладывается. Как такое вообще возможно?

Не помню, как много времени прошло с тех пор, как я вынырнула из забытья, но кажется, что это было давно, очень давно. И всё это время я пытаюсь осмыслить то, что мне рассказала мама – и не могу. Она говорила быстро и сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое… те крупицы информации, что мне удалось выловить из её несвязного рассказа, запутали меня ещё больше.

Даже не знаю, что меня сейчас пугает больше – то, как меня искалечили, или тот факт, что там, где всё это произошло, обнаружили два трупа. Причина смерти одного – разрыв сердца, а второго – перелом основания черепа. Как такое могло произойти?..

…Почему эта головная боль не уходит?

Краем глаза замечаю расширяющуюся полоску света на стене – кто-то приоткрывает дверь в мою палату. Сиделка. Как выяснилось, у меня их две. И повышенное внимание, и одноместную палату возле отделения интенсивной терапии мне оплатил муж той девушки, от которой я отвлекла этих двух отморозков… Надеюсь, эти ублюдки отправились прямиком в ад. Или в какое-нибудь другое малоприятное место…

Но как?! Что же там случилось?

Ко мне заглядывает женщина, с которой я уже успела познакомиться. Может, это она была на смене, когда меня привезли… Заметив, что я не сплю, она открывает дверь шире.

– Плохо?

– Терпимо. Голова болит сильно, а всё остальное – уже почти нет. Можете зайти? – Нужно её расспросить… обо всём.

Допрос с пристрастием практически ничего не прояснил – кроме информации о полученных мною травмах. Но сейчас я не хотела даже думать об этом. И не могла. Потом. Потом, возможно, будет легче. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с этим…

Пусть эта пульсация в голове немного утихнет… Она мешает мне сосредоточиться. Может, если я очень постараюсь, мне удастся вспомнить. Мне просто необходимо вспомнить!

Но я ничего не помню. Не помню, кто ещё там был. Не помню, как я оказалась в больнице. Сиделка говорит, что меня принёс какой-то парень. Она сама видела, как он буквально ворвался в приёмный покой со мною на руках. Каждое слово из её рассказа врезалось мне в память…

"…Белая как мел. Мне даже сначала показалось, что уже поздно тебя к нам нести… Ты вся была в крови – лицо, волосы, курточка… Он кричал, что у тебя внутреннее кровотечение и серьёзная травма головы. Никогда не забуду этот голос – от него кровь в жилах стыла. Все кинулись к тебе… А когда тебя уже увезли в операционную, и дежурная, оформлявшая твоё поступление, хотела расспросить этого парня, то его просто нигде не оказалось. Он как будто испарился. А примерно через час приехали твои родители…"

Кто это мог быть? Случайный прохожий? И кто оповестил моих родителей? Вопросы, вопросы… и ни одного ответа.

"Скорая помощь", которую вызвали тогда местные по просьбе испуганной молодой женщины, доехала всего за несколько минут. И вместо избитой девушки они обнаружили два мёртвых, ещё тёплых, тела. И пятна крови. Моей крови. Милиционеры, которые тоже вскоре прибыли на место преступления, прочесали все кусты в округе. А я в это время уже была на операционном столе.

И говорят, мне очень повезло – счёт уже шёл на секунды. Кому-то я обязана жизнью. И этого кого-то ищет милиция по подозрению в двойном убийстве.

***

В общей сложности, я провела в больнице три недели. И вот, наконец, я дома. Постельный режим и стопка листов с рекомендациями. Как трогательно. А головные боли так и не ушли… Хотя тошнота не возвращалась уже с неделю – и на том спасибо.

Жарко… Скорей бы уже Леся пришла. Она ещё в больницу контрабандой проносила мне мороженое. Конечно, я ждала, пока оно растает в кружке, но всё равно – это было мороженое. А ещё она рассказывала мне сказки и уверяла, что всё будет хорошо. Как бы это дико не звучало, но она была для меня самым желанным посетителем. На втором месте были мои родители. А анти-список возглавляли Олег и… следователь. И если первый не появлялся – родители вняли моим настойчивым просьбам и провели с ним разъяснительную беседу, то вот второй наведывался пару-тройку раз.

Не могу сказать, что этот дядька вызывал у меня страх. Нет. Он даже нравился мне. Но после каждого нашего с ним разговора меня мучили жуткие головные боли и бессонница. Он задавал мне вопросы, на часть из которых я физически не могла ответить, хотя всем сердцем этого желала. Мне и самой безумно хотелось узнать ответы на них, но – увы. Я не помнила, был ли там ещё кто-то… и знала ли я его. И, уж тем более, я не могла описать его внешность.

Кстати, описать парня, который принёс меня в больницу, тоже никто не смог. Точнее, его описывали многие, но все – по-разному. И ни одно из этих описаний не показалось мне знакомым. Снова эти вопросы, которые не давали мне покоя, и над которыми я тщетно ломала голову уже столько времени.

"Ломала голову". Прямо-таки каламбур получается. Врач сказал, что у меня трещина затылочной кости черепа. И ушиб головного мозга средней степени. И что меня теперь всю жизнь будут преследовать головные боли. Но ни это, ни переломанные рёбра и руки, ни отбитые почки не шокировали меня так, как… Как известие о том, что у меня может не быть детей.

Я не люблю детей. По крайней мере, чужих – ведь своих у меня нет, и, скорее всего, уже никогда не будет. Но почему тогда я кинулась в драку, едва заслышав детский крик, хотя исход её был изначально понятен? И почему тогда так щемит в груди?

Сухие глаза. Наверное, запас слёз, отводящийся человеку при рождении, не безграничен, и я свой уже исчерпала. Ну и пусть, буду казаться сильной.

"Может не быть" – не значит "не будет". Но мне всё равно страшно. Внутренне кровотечение открылось из-за разрывая правого яичника. Кровотечение остановили, яичник ушили – придумают же термин. Но оба они – и левый, и правый, оказывается, поросли какой-то дрянью. В общем, поликистоз – по-моему, именно так это называется, является причиной женского бесплодия. Врач говорил, что с этой напастью успешно борются. А ещё – что она может рассосаться сама. Но время… время играет против меня.